Так вот, она потрепала меня по щеке и сказала: «Никки, день очень жаркий, останься и выпей со мной пива». Но я ответил: «Мой отец ждет внизу, и он не спит». Тогда она предложила мне вернуться в четыре часа, дала двадцать пять центов, и я спустился вниз. Отец встретил меня мрачным взглядом. «Никки, тебе пора решать, то ли ты бизнесмен, то ли бык-производитель! – прорычал он, но потом рассмеялся. – Раз ты принес двадцать пять центов, забудем об этом». И тут вдруг в грузовике оказалась вся наша семья, как бывало по воскресеньям. Там была и моя девушка Ангелина, и ее мать, мы вроде бы возвращались домой с пляжа, я держал Ангелину за руку, большего она мне не позволяла, потому что мы собирались пожениться, не то что ее мамаша… А потом я увидел, что мы все сидим за столом, в том числе оба мои брата: и тот, что сейчас на Гуадалканале, и тот, что в Исландии. Мой старик разливает самодельное вино, мама как раз принесла большое блюдо спагетти… И вот тут этот сукин сын Кейн и двинул мне по ногам… – Стелвато помолчал. – Мне действительно хотелось досмотреть этот сон, – тихонько добавил он.
Майкл понял, что юноша плачет, но сделал вид, будто ничего не заметил.
– У нас было два грузовика «Дженерал моторс», выкрашенных в желтый цвет. – В голосе Стелвато слышалась тоска по дому, по желтым грузовикам, по отцу, по улицам Бостона, по массачусетсской погоде, по полненькой миссис Шварц, по нежному прикосновению руки невесты, по домашнему вину, по голосам братьев за воскресным столом с большим блюдом спагетти. – Наш бизнес процветал. Когда мой отец его начинал, у него были восемнадцатилетний мерин и подержанная телега, а к началу войны у нас было два грузовика и мы подумывали над тем, чтобы купить третий и нанять шофера. А потом меня и братьев призвали в армию и грузовики пришлось продать. Мой отец купил себе другую лошадь, потому что он не умеет ни читать, ни писать и не может водить грузовик. Моя девушка пишет, что лошадку он любит. Лошадка вся в яблоках, молодая, семилетка, но это не грузовики «Дженерал моторс». Дела у нас действительно шли превосходно. На моем маршруте у меня было четырнадцать женщин, к которым я мог зайти в любое удобное для меня время, от девяти утра до четырех дня. Готов спорить, Майк, – голос Стелвато зазвенел от юношеской гордости, – в Голливуде у тебя такого не было.
– Не было, Никки, – без тени улыбки ответил Майкл. – В Голливуде все обстояло по-другому.
– А когда я вернусь, все переменится. – Стелвато вздохнул. – Я собираюсь жениться на Ангелине или на ком-то еще, если Ангелина передумает. Буду воспитывать детей, хранить верность одной женщине, а если узнаю, что она меня обманывает, размозжу ей голову…
«Я должен написать об этом Маргарет, – подумал Майкл. – Четырнадцать женщин, которым Стелвато привозил лед, получили отставку, уставшее от войны сердце мечтает о единственной и ненаглядной».
Майкл услышал, как кто-то вылезает из палатки, и разглядел в темноте приближающийся силуэт.
– Кто идет? – спросил он.
– Павон, – ответили из темноты, но говоривший тут же торопливо поправился: – Полковник Павон.
Он подошел к Майклу и Стелвато.
– Кто на посту?
– Стелвато и Уайтэкр, – доложил Майкл.
– Привет, Никки, – поздоровался со Стелвато Павон. – Как поживаешь?
– Отлично, полковник. – Тон Стелвато стал теплым, радостным. Он очень любил Павона, который видел в нем не солдата, а талисман, приносящий счастье, и, бывало, переходил с юношей на итальянский, обмениваясь скабрезными шуточками и разными историями.
– Уайтэкр, ты в порядке?
– Все при мне, – ответил Майкл. Дождливая тьма располагала к более непринужденным, дружеским отношениям между солдатами и полковником. При свете дня субординация брала свое.
– Это хорошо. – Голос полковника звучал устало. Он тоже привалился к джипу и закурил, не прикрывая спичку руками. Крошечный язычок пламени на мгновение осветил его кустистые брови.
– Вы пришли, чтобы сменить меня, полковник? – полюбопытствовал Стелвато.
– Скорее нет, чем да, Никки. Ты и так слишком много спишь. Если ты будешь все время спать, то ничего не добьешься в жизни.
– Я и не хочу ничего добиваться, – ответил Стелвато. – У меня одно желание – вернуться в Америку и развозить лед по привычному маршруту.
– Будь у меня такой же маршрут, – поддакнул Майкл, – я бы тоже ничего не хотел.
– Он и тебе наврал насчет четырнадцати женщин? – спросил Павон.
– Клянусь Богом! – взвился Стелвато.
– Не знаю я итальянца, который говорил бы правду о своих женщинах, – подначил его Павон. – Я вот убежден, что Никки – девственник.
– Я покажу вам письма, которые они мне пишут. – Голос Стелвато дрожал от обиды.
– Полковник, – темнота и шутливая атмосфера придали Майклу смелости, – я бы хотел, чтобы вы уделили мне минуту-другую для разговора. Если, конечно, вы не собираетесь снова лечь спать.
– Мне не спится, – ответил Павон. – Давай пройдемся. – Они с Майклом отошли на несколько шагов. Павон обернулся и крикнул Стелвато: – Никки, следи за парашютистами и мужьями!
Коснувшись руки Майкла, он увлек его подальше от джипа.