Молодые львы

– Если б ты получил пулю в свою дурную башку, тебе бы это только пошло на пользу, – заметил Майкл.

– Мне это без разницы, – сухо ответил Кейн. – Наплевать. Если меня и убьют, я жалеть об этом не стану.

Майкл попытался разглядеть лицо Кейна, но его скрывала темнота. Майкл искренне пожалел этого мучающегося запором, преследуемого тенью героического брата человека, которому к тому же досталась фригидная жена.

– Мне следовало поступить в офицерскую школу. – Кейн никак не мог выговориться. – Из меня получился бы отличный офицер. Я бы уже командовал ротой, и я уверен, что на моей груди сверкала бы «Серебряная звезда»[80]… – Они шли под деревьями, поникшими под дождем, а словесный поток все не иссякал. – Я себя знаю. Из меня вышел бы доблестный офицер.

Вот тут Майкл не мог не улыбнуться. Так уж получилось, что за всю войну он ни разу не слышал этого слова, если, конечно, не считать приказов о награждении и газетных сводок. Определение «доблестный» никак не соотносилось с этой войной, и только недоделок вроде Кейна мог произносить это слово с такой теплотой, искренне веря в его значимость и реальность.

– Доблестный, – повторил Кейн. – Я бы показал, какой я на самом деле. Я бы вернулся в Лондон с орденскими ленточками на груди, и все женщины были бы моими. Рядовые у них успехом не пользуются. Это я знаю по себе.

Улыбка Майкла стала шире от мыслей обо всех тех рядовых, кому удалось добиться расположения английских дам. Он был уверен, что Кейн, даже увешанный орденами всего мира и с генеральскими звездами на погонах, встречал бы в барах и спальнях исключительно фригидных женщин.

– Моя жена это тоже знала. Потому-то и отговорила меня идти в офицеры. Она все заранее рассчитала, а я слишком поздно, уже в Европе, разгадал ее коварный замысел.

Разговор с Кейном все больше нравился Майклу, ему уже хотелось поблагодарить этого человека за то, что отвлек его от собственных мыслей.

– А как выглядит твоя жена? – не без злорадства спросил Майкл.

– Завтра покажу тебе ее фотографию, – пообещал Кейн. – Красотка. Отличная фигура. По виду самая любящая жена в мире. Если кто-то рядом, она всегда улыбается, смеется. Но едва закрывается дверь и мы остаемся вдвоем, превращается в айсберг. Они обманывают нас, – в дождливой тьме скорбел Кейн о мужской доле, – завлекают, заманивают, не дают опомниться, вяжут по рукам и ногам… Кроме того, – никак не мог остановиться он, – жена забирает все мои деньги. Мне здесь очень плохо, потому что я сижу на заднице и вспоминаю все то, что она со мной вытворяла. Я уже боюсь, что сойду с ума. Послушай, Уайтэкр, – в голосе Кейна зазвучала мольба, – ты с Павоном в хороших отношениях, он тебя любит, скажи ему про меня пару слов, а?

– И что ему сказать?

– Пусть разрешит мне перейти в пехоту. – И этот хочет того же, подумал Майкл, но по каким причинам! – Или пусть берет меня на задания. Я же тот человек, который ему нужен. Я не боюсь смерти, нервы у меня стальные. Когда наш джип попал под пулеметный обстрел и остальные были убиты или ранены, я сохранял полнейшее хладнокровие, словно сидел в кино и смотрел на экран. Именно такой человек и должен быть рядом с Павоном…

«Вот в этом я не уверен», – подумал Майкл.

– Ты поговоришь с ним? – молил Кейн. – Поговоришь? Каждый раз, когда я пытаюсь обратиться к нему, он перебивает меня вопросом: «Рядовой Кейн, эти списки уже отпечатаны?» Павон смеется надо мной. Я вижу, что смеется! – злобно воскликнул Кейн. – Ему доставляет удовольствие держать в глубоком тылу брата Гордона Кейна и заставлять его печатать какие-то бумажонки. Уайтэкр, ты должен замолвить за меня словечко. Если кто-нибудь мне не поможет, война закончится, а я так и не выйду на бой с врагом!

– Хорошо, я с ним поговорю, – сказал Майкл, а потом грубо и жестоко, потому что Кейн принадлежал к тем людям, которые нарываются на грубость и жестокость, добавил: – Но вот что я тебе скажу. Если ты когда-нибудь и пойдешь в бой, я молю Бога, чтобы он не поставил меня рядом с тобой.

– Спасибо тебе, дружище, огромное спасибо, – искренне благодарил его Кейн. – Я так тебе признателен. Как здорово, что ты согласился переговорить с Павоном. Я этого не забуду, честное слово.

Майкл чуть оторвался от Кейна. Тот понял, что говорить с ним Майклу больше не хочется, и держался сзади. Но когда до окончания вахты остались считанные минуты, Кейн вновь догнал Майкла.

– Завтра скажусь больным и приму английскую соль, – заговорил он таким тоном, будто думал об этом долгое время. – Если как следует опорожнить кишечник, сразу чувствуешь себя другим человеком и готов начать новую жизнь.

– Надеюсь, все у тебя получится, – без тени иронии ответил Майкл.

– Ты не забудешь поговорить с Павоном?

– Не забуду. Даже предложу, чтобы тебя сбросили на парашюте на штаб генерала Роммеля.

– Тебе это, может, и смешно, но если происходишь из такой семьи, как моя…

– Я поговорю с Павоном, – еще раз пообещал Майкл. – Разбуди Стелвато и сдай вахту. Утром увидимся.

– После разговора с тобой у меня даже на душе стало легче. Спасибо, дружище.