Молодые львы

Танк на мгновение завяз. Гусеницы крутились, разбрасывая мягкую глину, пулеметы ловили цель. Этот первый увиденный Ноем немецкий танк загипнотизировал его. Ной смотрел на него, как кролик на удава. Такой большой, такой неуязвимый, такой злобный… Теперь уже ничего не поделаешь, подумал он. Его охватило отчаяние, и одновременно он почувствовал облегчение. Ну как же, ведь ничего поделать нельзя. Появление танка освободило его от необходимости принимать какие-либо решения, брать на себя ответственность…

– Аккерман, сюда! Быстро! – услышал Ной голос Рикетта и подскочил к другому окну, у которого стоял сержант с базукой в руках. – Я хочу поглядеть, на что годится эта штуковина.

Ной присел у окна, Рикетт положил ствол базуки ему на плечо. Голова Ноя торчала над подоконником, но его это нисколько не беспокоило. В прицелах танка, катящего по дороге, все они были как на ладони. Ной дышал ровно, терпеливо ожидая, пока Рикетт прицелится.

– Их ждет маленький сюрприз, – сквозь зубы процедил Рикетт. – Не дергайся.

– Я и не дергаюсь, – раздраженно ответил Ной.

Рикетт не спешил, тщательно прицеливаясь, ведь от танка их отделяло восемьдесят ярдов.

– Не стреляй, – предупредил он Бурнекера, оставшегося у другого окна. – Пусть думают, что наверху никого нет. – Он хохотнул.

Ной удивился: это же надо – смеющийся Рикетт.

Танк вновь двинулся вперед. Величественно, не открывая огонь, словно танкисты понимали, что одного вида этого железного монстра достаточно, чтобы парализовать всякое сопротивление. Через несколько ярдов танк остановился. Немцы, прикрывавшиеся им, как щитом, прижались чуть ли не к самым гусеницам.

С другой стороны дома заработал пулемет, полив стену свинцовым дождем.

– Ради Бога, замри, – прошипел Рикетт.

Ной уперся в оконную раму. Он точно знал, что его сейчас подстрелят. Верхняя часть туловища торчала в окне. Ной смотрел на ствол орудия, едва различимый в сгустившихся сумерках.

И тут Рикетт выстрелил. Граната базуки понеслась к танку и попала в цель. Ной как зачарованный следил за происходящим, забыв упасть на пол. Какие-то мгновения внизу ничего не менялось. Потом ствол начал медленно опускаться, пока не нацелился в землю. В танке что-то глухо ухнуло. Из смотровой щели водителя и по периметру люка начал подниматься дымок. За первым взрывом последовали новые. Танк раскачивался из стороны в сторону. Потом взрывы прекратились. Танк по-прежнему грозно высился на узкой дороге между амбаром и сараем, но уже не мог сдвинуться с места. Ной увидел, как прятавшиеся за ним пехотинцы побежали. Побежали прочь от дома. По ним никто не стрелял, и они благополучно скрылись за углом амбара.

– Неплохо работает, однако, – нарушил молчание Рикетт. – Думаю, мы подбили танк. – Он убрал базуку с плеча Ноя и приставил ее к стене.

Ной все смотрел на дорогу. Ему уже казалось, что минуту-другую тому назад ничего и не произошло, что танк железным памятником стоял на дороге многие годы.

– Ради Бога, Ной, – услышал он голос Бурнекера и только тут понял, что тот раз за разом выкрикивает его имя, – отойди от окна!

И тут же, словно осознав грозящую ему опасность, Ной отпрыгнул от окна.

А Рикетт вновь взял в руки винтовку и шагнул к окну.

– Идиоты, – бурчал он, – незачем нам уходить отсюда. Мы могли бы продержаться здесь до Рождества. У Грина, этого паршивого торговца пеленками, храбрости, как у таракана. – Он выпустил очередь. – Не суйтесь сюда. Нечего вам делать у моего танка.

Лейтенант Грин вошел в комнату:

– Спускайтесь вниз. Уже стемнело. Через пару минут выступаем.

– Я побуду здесь. – Голос Рикетта сочился презрением. – Чтобы фрицы держались от дома подальше. – Он махнул рукой Ною и Бурнекеру. – А вы все идите. И смотрите, чтобы немцы вас не заметили. А то подстрелят, как толстозадых гусей.

Ной и Бурнекер переглянулись. Хотели что-то сказать Рикетту, который, пренебрежительно улыбаясь, стоял у окна с автоматической винтовкой в руках, но не нашли нужных слов. Рикетт уже отвернулся от них, когда следом за лейтенантом Грином они направились к лестнице, ведущей на первый этаж.

Гостиная провоняла потом и запахом сгоревшего пороха, под ногами валялись сотни гильз, растоптанных ботинками защитников дома. В сравнении со спальней в гостиной война давала о себе знать куда сильнее. Мебель, сваленная у окон, разломанные стулья, солдаты, присевшие на корточки или стоящие на коленях у стен. В полумраке Ной с большим трудом различил капитана Колклу, лежащего на полу в столовой. Капитан вытянул руки по швам и уставился немигающими глазами в потолок. Из носа у него текло, время от времени он всасывал сопли обратно. Никаких других звуков капитан не издавал. От его шмыганья Ной вспомнил, что простудился, и высморкался в мятый, пропитанный потом носовой платок цвета хаки, который выудил из заднего кармана брюк.

В гостиной стояла напряженная тишина, которую нарушало лишь раздраженное жужжание одинокой мухи. Райкер пару раз попытался сбить ее каской, но промахнулся.