Молодые львы

Достав из заднего кармана рабочих брюк пинтовую бутылку джина, Майкл сделал приличный глоток и убрал бутылку, не предложив Фэнстоку, чтобы тот составил ему компанию. Фэнсток каждую субботу напивался в стельку, но на неделе до отбоя не брал в рот ни капли, а часы показывали только десять утра. Кроме того, Фэнсток изрядно надоел Майклу. Уже больше двух месяцев они служили в одной роте Центра пополнения. Один день возились с кучей старых досок, вытаскивая и выпрямляя гвозди, на следующий – шли в наряд по кухне. Сержант, старший по наряду, за что-то их невзлюбил, а потому последние пятнадцать раз поручал им самую грязную работу – выскребать дочиста большие жирные котлы и мыть плиты после того, как повара закончат свою работу.

Насколько мог судить Майкл, ему и Фэнстоку, который по своей глупости не годился ни на что другое, предстояло до конца войны, а то и жизни делить свое время между грудой старых досок и кухней. Когда Майкл осознал, какие радужные у него перспективы, то решил было податься в дезертиры, но остановился на компромиссном варианте: приналег на джин. Он очень рисковал, потому что по дисциплине лагерь не уступал колонии строгого режима и солдаты постоянно получали длительные тюремные сроки за куда меньшие проступки, чем употребление алкоголя на рабочем месте. Однако лишь постоянная подпитка крепким джином, отупляющим, иссушающим мозг, позволяла Майклу жить в столь скотских условиях, так что с бутылкой он не расставался.

Вскоре после того как его приставили к куче досок, он написал письмо полковнику Павону с просьбой похлопотать о переводе, но полковник не ответил, а растущая с каждым днем усталость не позволяла Майклу написать новое письмо или подыскать другой вариант спасения из этой клоаки.

– Лучшие денечки в армии я провел в Сент-Луисе, в казармах Джефферсона, – бубнил Фэнсток. – В баре познакомился с тремя сестрами. Они работали на пивоваренном заводе Сент-Луиса в разные смены. Одной было шестнадцать, второй – пятнадцать, третьей – четырнадцать. Деревенские девки, только что приехавшие с плато Озарк. На заводе они работали три месяца, а до того ни у одной не было и пары чулок. Я так сокрушался, когда получил приказ собирать вещички и отправляться в Англию.

– Послушай, – Майкл осторожно вытащил из доски гвоздь, – не мог бы ты поговорить о чем-нибудь еще?

– Я же пытаюсь убить время, – надулся Фэнсток.

– Вот и убивай его как-нибудь иначе. – Майкл чувствовал, как джин горячей волной разливается по желудку.

Какое-то время они стучали молча.

Двое заключенных под присмотром охранника с ружьем прикатили две тачки с обрезками досок и принялись перекидывать их в общую кучу. Двигались они размеренно, неспешно, понимая, что теперь торопиться им совершенно некуда.

– А ну пошевеливайтесь! – прикрикнул на них охранник, опершись на ружье.

Заключенные не обратили на его слова ни малейшего внимания.

– Уайтэкр, – сказал охранник Майклу, – достань-ка бутылку.

Майкл мрачно глянул на него. Полиция, подумал он, везде одинакова: собирает свою долю с нарушителей закона. Майкл достал бутылку, протерев горлышко, протянул ее охраннику и с завистью наблюдал, как джин переливается из бутылки в его рот.

– Я пью только по праздникам. – Охранник вытер губы и вернул бутылку.

Майкл убрал ее в задний карман.

– А что у нас сегодня? – спросил он. – Рождество?

– Разве ты не слышал?

– Не слышал что?

– Сегодня утром мы высадились в Нормандии. Сегодня у нас День «Д», братец. Разве ты не рад, что сейчас находишься здесь?

– Откуда тебе все это известно? – недоверчиво спросил Майкл.

– Эйзенхауэр выступил с речью по радио. Я слышал. Он сказал, что мы освобождаем лягушатников.

– Я еще вчера понял: что-то будет, – подал голос один из заключенных, невысокий, задумчивого вида человек, который получил тридцать лет за то, что послал в нокаут лейтенанта в канцелярии роты. – Они пришли ко мне и предложили помиловать, а после демобилизовать с полагающимися привилегиями, если я соглашусь вернуться в пехоту.

– И что ты ответил? – с неподдельным интересом спросил Фэнсток.

– Послал ко всем чертям. Демобилизовать они меня могли только на военное кладбище.

– Заткни свое грязное хайло, – лениво бросил охранник, – и берись за тачку. Уайтэкр, еще глоток по случаю Дня «Д».

– Мне праздновать нечего, – ответил Майкл в попытке спасти свой джин.

– А чем ты, собственно, недоволен? Здесь сухо, тепло, безопасно. Ты не лежишь на берегу с куском шрапнели в заднице. Так что праздник сегодня и на твоей улице.

Он протянул руку и получил бутылку.

– Пинта этого джина обошлась мне в два с половиной фунта.

Охранник усмехнулся:

– Тебя надули. – Он от души приложился к бутылке.

Заключенные пожирали его жадными, тоскливыми взглядами. Охранник передал бутылку Майклу, тот тоже выпил и почувствовал, как, подстегнутая алкоголем, в нем поднимается волна жалости к себе. Майкл холодно глянул на заключенных и убрал бутылку в карман.

– Что ж, – пожал плечами Фэнсток, – наверное, Рузвельт сегодня очень доволен. Он своего добился. Теперь Америку завалят гробами.