Кристиан огляделся. Солдаты мокли под дождем, их лица не выражали ни решимости, ни стремления дать отпор врагу, а только скуку и даже страх. Батальон формировался на скорую руку, он состоял из солдат, раненных на других фронтах, и новобранцев: немолодых мужчин, ранее признававшихся негодными к строевой, а также восемнадцатилетних мальчишек. Кристиан посочувствовал капитану. Он обращался к армии, которая уже не существовала, она полегла в сотнях кровавых битв. Он обращался к призракам, которых заменили эти стоящие в строю люди, к миллиону настоящих солдат, решимость которых могла остановить любого врага, да только солдаты эти уже лежали в африканской и российской земле.
– Но теперь, – орал капитан, – им придется вылезти из своих вонючих нор! Им придется оставить мягкие английские постели, они больше не смогут надеяться на нанятых ими убийц, им придется выйти на бой и схлестнуться с нами, как и положено солдатам. Я трепещу от этой мысли, я живу ради этого дня, я кричу им: «Приходите – и вы увидите, как сражается немецкий солдат!» Я жду этого дня, – капитан сбавил тон, – с железной уверенностью в себе и вас. Я жду этого дня, преисполненный любви и преданности родине. И я знаю, что в каждом из вас пылает огонь тех же чувств.
Кристиан снова оглядел солдат. Они стояли понурившись, накидки из искусственной резины текли, сапоги медленно утопали во французской грязи.
– Сержанта, – театральным жестом капитан указал на вырытую могилу, – не будет с нами в этот великий день, но с нами останется его дух, он будет поддерживать нас, вселять уверенность в тех, у кого зародятся сомнения в нашей победе.
Капитан вытер лицо и уступил место у могилы священнику, который быстро отбарабанил молитву. Священник накануне простудился и не хотел, чтобы от стояния под холодным дождем простуда перешла в пневмонию.
Подошли двое мужчин с лопатами и начали заваливать могилу мокрой, на глазах превращающейся в грязную жижу землей.
Капитан прокричал приказ и, выпятив грудь и стараясь не слишком вилять задом, увел роту с маленького, всего из восьми могил, кладбища. Строем они прошли по главной улице деревни, не встретив ни единого человека. Французы отгородились ставнями от дождя, от немцев, от войны.
Из штаба дивизии в большом черном лимузине приехал лейтенант СС. Держался он просто, одну за другой курил короткие кубинские сигары, то и дело улыбался, словно оптовый торговец пивом, входящий в пивной погребок. Пахло от него хорошим коньяком. Он развалился на заднем сиденье лимузина, посадил рядом Кристиана, и они поехали в соседний городок, где по приметам, названным Кристианом, задержали подозреваемого в убийстве Бера.
– Ты хорошо разглядел этих двух мужчин, сержант? – с неизменной улыбкой на лице спросил лейтенант СС, покусывая сигару. – Без труда сможешь их опознать?
– Да, господин лейтенант.
– Хорошо. – Лейтенант просиял. – Тогда все будет очень просто. Я люблю простые дела. Некоторые следователи впадают в меланхолию, когда сталкиваются с делом, где все ясно и понятно. Они пытаются изобразить из себя великих детективов. Им нравится все усложнять, запутывать, чтобы потом показать себя во всей красе. Но я не из таких. – Он адресовал Кристиану еще одну обаятельную улыбку. – Я люблю, когда все по-другому. Да или нет, тот это человек или не тот? Вот это по-моему. А все остальное оставим интеллектуалам. До войны я работал механиком на фабрике кожевенных изделий в Регенсбурге и не притворяюсь, что у меня семь пядей во лбу. В отношениях с французами я придерживаюсь одного очень простого принципа. Я говорю им правду и жду от них того же. – Он взглянул на часы. – Половина четвертого. К пяти ты вернешься в расположение роты. Я тебе это обещаю. Затягивать не будем. Да или нет. Так или иначе. И все, полный привет. Хочешь сигару?
– Нет, господин лейтенант.
– Другие офицеры не стали бы сажать сержанта на заднее сиденье, предлагать ему сигару. Я не такой. Я никогда не забываю, что работал на фабрике кожевенных изделий. Это одно из несчастий немецкой армии. Попавшие в нее забывают, что они были штатскими и снова могут попасть на гражданку. Все они видят себя Цезарями и Бисмарками. Только не я. Я стремлюсь к простоте. Если да, то да, если нет, то нет. Держись со мной по-деловому, и у нас все сладится.
К тому времени, когда большой лимузин подкатил к городской мэрии, в подвале которой держали подозреваемого, Кристиан решил, что его сосед по заднему сиденью, лейтенант СС по фамилии Райхбургер, – полный идиот, и лично он не доверил бы лейтенанту розыск пропавшей авторучки.
Лейтенант выпрыгнул из машины и бойко затрусил к уродливому каменному зданию, улыбаясь своей фирменной улыбкой пивного оптовика. Кристиан последовал за ним в комнату с грязными стенами, все убранство которой состояло из письменного стола, трех обшарпанных стульев и карикатуры на Уинстона Черчилля. Премьера Великобритании, изображенного нагишом, наклеили на кусок картона. Местные эсэсовцы использовали карикатуру вместо мишени при игре в дартс.