Молодые львы

«Какая жалость, что Хоуп не видит меня сейчас», – подумал Ной.

Огнеметчик занял исходную позицию, его напарник повернул вентиль на цилиндрах, которые тащил на себе огнеметчик. Ноя эти цилиндры просто придавили бы к земле, поэтому повесили их на Донелли, самого сильного солдата во взводе. Донелли навел огнемет на цель. Из него, вибрируя на резком ветру, вырвалась струя огня, источавшая густой запах нефти. Донелли яростно заливал огнем амбразуры дота.

– Давай, Ной! – крикнул Бурнекер. – Теперь ты!

Ной вскочил и, огибая Донелли с наветренной стороны, легко побежал к доту. Теоретически защитники дота, убитые, раненые, обожженные, контуженные, уже не могли оказать сопротивления. Ной бежал быстро, несмотря на то что ноги вязли в песке. Видел он все ясно и отчетливо: почерневший, выщербленный бетон, несущие смерть узкие амбразуры, крутой зеленый обрыв, поднимающийся к серому небу. Силы переполняли его, он мог бы, обвешанный динамитными шашками, пробежать не одну милю. Дышал Ной ровно и глубоко, точно зная, куда бежать и что делать. Добравшись до дота, он улыбнулся, быстро положил связку шашек у основания дота, другую, с длинным фитилем, опустил в вентиляционную шахту. Ной прекрасно осознавал, что сейчас на него смотрит весь взвод, а потому умело и быстро завершил последний этап совместной операции. Фитили загорелись, Ной повернулся и бросился к дюне, расположенной в тридцати футах от дота. Перепрыгнув через нее, он упал плашмя и закрыл голову руками. На мгновение берег замер, лишь ветер шелестел травой. А потом последовали два мощных взрыва. Большие куски бетона лениво взлетели в воздух и попадали на песок, некоторые в опасной близости от Ноя. Он поднял голову. Из развороченного дота валил черный дым. Ной встал и гордо улыбнулся.

Лейтенант, руководивший их подготовкой и присутствовавший на учениях как наблюдатель, подошел к нему:

– Задание выполнено. Молодец.

Ной помахал рукой Бурнекеру. Бурнекер, который уже стоял, оперевшись на винтовку, помахал в ответ.

На почте Ноя ждало письмо от Хоуп. Он неторопливо вскрыл его.

«Дорогой, пока еще ничего. Я стала ОГРОМНОЙ. У меня такое ощущение, что ребенок при рождении будет весить сто пятьдесят фунтов. Я все время ем. Я тебя люблю».

Ной трижды перечитал письмо, чувствуя себя мужчиной, отцом. Затем аккуратно сложил его, сунул в карман и пошел в свою палатку готовиться к трехдневной увольнительной.

Доставая из вещмешка чистую рубашку, Ной убедился, что спрятанная там коробка на месте. Она лежала, завернутая в кальсоны. В коробке было двадцать пять сигар. Ной купил их в Соединенных Штатах и привез за океан, чтобы достать в самый важный для него день, ждать которого осталось уже недолго. В его жизни практически не было праздников, и он хотел отметить рождение сына неким ритуалом, церемонией. Остановился на том, что раздаст сигары солдатам своего взвода. Купил их Ной в Ньюпорт-Ньюс, штат Виргиния. Сигары обошлись ему в восемь долларов и семьдесят пять центов, к тому же они занимали много места в вещевом мешке, но Ной ни о чем не жалел. Скорее сердцем, чем разумом, он осознавал, что раздача сигар, этот простой и, может, даже нелепый символ торжества, приблизит к нему ребенка, который родится за три тысячи миль от него. Этот ритуал позволит положить начало нормальным отношениям отца и сына или отца и дочери, он неразрывно свяжет его с ребенком не только в сознании самого Ноя, но и в сознании всех, кто находился рядом с Ноем. В армии, этом пребывающем в непрерывном движении потоке хаки, и дни, и солдаты похожи, как близнецы… А вот пока над подаренными им сигарами будет виться дымок, Ной будет не просто солдатом, не просто песчинкой среди десяти миллионов ему подобных, не просто приезжим в чужой стране, не просто винтовкой, вскинутой к фуражке рукой, каской и личным знаком… он будет отцом, живым примером связующего звена между поколениями людей.

– Вы только посмотрите на Аккермана! – воскликнул Бурнекер, который улегся на койку прямо в шинели, сняв лишь сапоги. – Вырядился, как на субботние танцульки в мексиканском дансинге. Когда лондонские девушки увидят эту прическу, им не останется ничего другого, как падать и раздвигать ноги прямо на тротуаре.

Ной улыбнулся, благодарный Бурнекеру за шутку. В сравнении с Флоридой здесь многое изменилось. Чем меньше дней отделяло их от битвы, тем теснее сплачивались они, понимая, что жизнь каждого будет зависеть от действий остальных, тем более дружелюбными становились их отношения.

– Я еду не в Лондон, – пояснил Ной, завязывая галстук.

– У него герцогиня в Суссексе. – Бурнекер подмигнул капралу Унгеру, который, сидя у печки, стриг ногти на ногах. – Только никому не говори. Это великая тайна.

– Нет у меня никакой герцогини. – Ной надел китель, застегнул пуговицы.

– Так куда же ты едешь?

– В Дувр.

– В Дувр? – От изумления Бурнекер даже сел. – На три дня в Дувр?

– Вот-вот.

– Немцы все еще обстреливают Дувр. Стоит ли тебе туда ехать?

– Стоит. – Ной попрощался со всеми взмахом руки и направился к выходу из палатки. – До понедельника.