Доктор философии из Гейдельбергского университета, а ныне рядовой саперных войск армии его величества, провел этот день, окрашивая брезент водонепроницаемым шеллаком. За обедом он по-немецки цитировал Канта и Шпенглера своему однополчанину и обменивался с новобранцем информацией о концентрационном лагере Дахау.
В полдень горничная одного из пансионов в Челси почувствовала запах газа, доносившийся из-под двери одной из комнат. Открыв дверь своим ключом, горничная обнаружила трупы лежащих в постели американского сержанта и англичанки. Утомленные любовными утехами, они заснули, не погасив газовый обогреватель. Муж англичанки служил в Индии, жена сержанта осталась в штате Монтана. Американская армия сообщила жене, что ее супруг скончался от сердечного приступа. В двадцать восемь лет.
Лейтенант Береговой службы позавтракал в клубе, вернулся на базу, сел в свой «либерейтор» и поднял самолет в воздух, взяв курс на Бискайский залив. Больше о нем не слышали.
Спасатель откопал из подвала семилетнюю черноволосую девочку, которую восемь дней назад засыпало там во время налета.
Капрал американской армии, отправившись на ланч, сто одиннадцать раз отдал честь, пока пересекал Гросвенор-сквер.
Шотландец из отряда по обезвреживанию неразорвавшихся бомб осторожно протиснулся между двумя балками и вывернул взрыватель восьмисоткилограммовой бомбы, которая не взорвалась прошлой ночью. После этого в бомбе сорок пять минут что-то тикало.
Двадцатипятилетний американский поэт, ныне сержант инженерных войск, находясь в Лондоне в трехсуточном увольнении и гуляя по Вестминстерскому аббатству, заметил, что останкам любого давно канувшего в Лету дворянского рода отведено больше места, чем целой компании поэтов, включая Китса, Байрона, Шелли. И поэт сказал себе, что, если бы Вестминстерское аббатство находилось в Америке, там лежали бы Гулды, а не Уитмены, Гарриманы, а не Торо[64].
В этот день разные люди тысячу двести раз повторили одну и ту же шутку про американцев:
«– Что вы имеете против американцев?
– В принципе, ничего. Разве что им слишком много платят, они слишком много едят, слишком крикливо одеваются, слишком сексуально озабочены и задержались здесь слишком уж надолго».
Мать троих маленьких детей, отец которых в этот день сгибался в три погибели в окопе под Анцио[65], пережидая минометный обстрел, простояла час сорок пять минут в очереди и вернулась домой с фунтом костлявой трески. Посмотрев на детей, она решила их убить, но передумала и приготовила похлебку из рыбы, одной картофелины и пригоршни соевой муки.
Комиссия из высокопоставленных офицеров английской и американской армий собралась на совещание, чтобы обсудить создание художественного фильма о вторжении в Европу; необходимо было оговорить взаимодействие всех заинтересованных сторон. На совещании представитель королевского воздушного флота поссорился с представителем британских сухопутных сил, представитель 8-й воздушной армии разругался с представителем американского военного флота, представитель американской службы снабжения разозлился на английского капитана, представлявшего Береговую службу. В итоге все пришли к общему решению, что вопрос следует рассматривать на более высоком уровне.
В полдень отделение английских солдат, служивших клерками в военных ведомствах на Беркли-сквер, изучало основы штыкового боя среди бомбоубежищ и поваленных деревьев, в то время как другие клерки сидели на холодных скамьях и ели свой ланч под скупыми лучами солнца.
Английский комитет подготовил тщательно сформулированный доклад, в котором доказывалось, что дневные налеты американских бомбардировщиков не дают никакого результата и являются неоправданным расточительством.
На углах улиц начали продавать первые нарциссы, и истощенные, плохо одетые люди останавливались с замиранием сердца, покупали букетики и несли их на службу и домой.
В Национальной галерее состоялся концерт, трио сыграло произведения Шуберта, Уолтона[66] и Баха.
Забор около Уайтчепела, где в 1942 году большими белыми буквами кто-то написал: «МЫ ЗА НЕМЕДЛЕННОЕ ОТКРЫТИЕ ВТОРОГО ФРОНТА», разобрали на дрова.
В устье Темзы, неподалеку от Индийских доков, матрос торгового флота из Сиэтла молил Бога, чтобы и в эту ночь Он ниспослал воздушный налет. Через два месяца жена матроса ждала еще одного ребенка, а он получал премию за каждый налет, во время которого его корабль находился в порту.
А также утром этого дня четыре миллиона человек отправились в конторы, на заводы, склады, где и трудились не покладая рук с перерывами на чай в десять часов и в четыре часа. Они складывали и вычитали, чинили и полировали, собирали и шили, переносили и сортировали, печатали и раскладывали, приобретали и теряли. Проделывали они все это неспешно, обдуманно, со знанием дела, чем очень раздражали американцев, которым приходилось иметь с ними дело. А по окончании работы они разошлись по домам, и некоторые из них с теми же медлительностью, достоинством и благоразумием погибли при ночном налете.