В вестибюле звучала танцевальная музыка, пожилые дамы и их племянники пили чай, миловидные девицы под руку с американскими летчиками направлялись к американскому бару. Глядя на живую картину, открывшуюся его глазам, Майкл понял, что где-то он уже об этом читал. Пусть речь шла о прошлой войне. Персонажи, декорации, действие – все осталось прежним. Изменились разве что костюмы, да и то очень незначительно. «Вот он, временной парадокс, – подумал Майкл, – мы стали героями наших юношеских романтических грез, да только попали мы в них слишком поздно, когда от романтики не осталось и следа».
Он прошел наверх, в большой зал, где продолжался прием и где его обещала ждать Луиза.
– Ты только посмотри, ведь это рядовой! – воскликнула высокая черноволосая девушка, едва Майкл переступил порог. Слова ее были обращены к полковнику. – Я же говорила тебе, что в Лондоне хоть один рядовой да остался. – Девушка повернулась к Майклу. – Вы сможете прийти к нам во вторник на обед? Вас примут на ура. Костяк армии!
Майкл широко ей улыбнулся, что явно не понравилось полковнику.
– Пойдем, дорогая. – Он решительно взял девушку под руку.
– Я дам вам лимон, если вы придете. – Шурша шелковым платьем, девушка успела обернуться, хотя полковник увлекал ее за собой. – Настоящий целый лимон.
Майкл оглядел зал и насчитал шесть генералов. Ему стало как-то не по себе. Раньше ему не приходилось встречаться с генералами. Майкл взглянул на свой мешковатый китель, на пуговицы, которые давно следовало почистить. Наверное, он бы не удивился, если бы к нему подошел один из генералов и спросил фамилию, звание и личный номер, чтобы потом наложить на него дисциплинарное взыскание за появление в общественном месте в столь непотребном виде.
Луизы нигде не было видно, и Майкл не решился продефилировать мимо стольких высокопоставленных персон к бару, располагавшемуся в дальнем конце зала, чтобы попросить что-нибудь выпить. Скромность не позволила. Вообще-то не так уж давно Майкл думал, что полностью избавился от излишней скромности в тот самый день, когда ему исполнилось шестнадцать лет. Действительно, с тех пор он повсюду чувствовал себя как рыба в воде, никогда не стеснялся высказывать собственное мнение, справедливо полагая, что будет охотно принят в любой компании. Но с тех пор как он попал в армию, прежняя застенчивость вернулась, окрепшая с годами, возмужавшая, парализующая волю. Майкл тушевался в присутствии офицеров, в присутствии участников сражений, в присутствии женщин, с которыми в иных обстоятельствах без труда нашел бы общий язык.
Вот Майкл и топтался у двери, поглядывая на генералов. Не нравились ему их лица. Генералы выглядели точь-в-точь как бизнесмены, торговцы из маленьких городков, владельцы небольших фабрик – заплывшие жирком, чрезвычайно довольные жизнью, думающие только о том, как бы не упустить новую выгодную сделку. У немецких генералов, думал он, лица получше. Получше не вообще, а для генералов. Более суровые, более жестокие, более решительные. В принципе, генеральские лица могут быть двух типов. То есть генерал должен выглядеть или как боксер-тяжеловес, который холодно, со звериным бесстрашием взирает на мир сквозь глаза-щелочки из-под тяжелых надбровных дуг, или как одержимый из какого-нибудь романа Достоевского – злобный, находящийся на грани безумия, не чуждый видениям смерти. Американские же генералы выглядят так, словно могут продать тебе дом или пылесос. По их виду не скажешь, что они могут повести тебя на приступ крепостной стены. Фортинбрас, Фортинбрас, ну почему ты не эмигрировал из Европы?
– О чем думаешь? – Луиза уже стояла рядом с ним.
Майкл повернулся.
– О лицах наших генералов. Не нравятся они мне.
– Твоя беда в том, что у тебя психология рядового, – заметила Луиза.
– Ты абсолютно права. – Майкл окинул Луизу восхищенным взглядом.