Молодые львы

Гарденбург подошел к нему и сильно ударил кулаком по носу. Полилась кровь. Кнулен хлюпнул носом, но остался на месте. Руки его висели как плети, словно он уже и забыл, для чего они предназначены. Винтовку и саперную лопатку он оставил на склоне, там, где рыл окоп. Гарденбург отступил на шаг и с любопытством, без злобы воззрился на Кнулена, словно столкнулся с проблемой, которая хоть и не слишком сложна, но требует времени для своего разрешения. Вновь подступив к солдату, он дважды ударил его. Кнулен медленно опустился на колени. Его глаза ни на секунду не отрывались от лица Гарденбурга.

– Встать! – приказал лейтенант.

Так же медленно Кнулен поднялся. Он по-прежнему молчал, а его руки безвольно болтались вдоль туловища.

Кристиан с недоумением смотрел на него. Почему ты не остался внизу, думал он, ненавидя этого мешковатого, уродливого солдата, который, словно живой укор, стоял на залитом лунным светом гребне холма. Почему ты не хочешь умирать?

– А теперь марш вниз! – рявкнул Гарденбург.

Но Кнулен продолжал молча стоять, будто слова потеряли для него всякий смысл. Лишь изредка он всасывал льющуюся из носа кровь. Этот неприятный звук был на удивление громким. Внезапно Кристиану вспомнилась картина какого-то художника, которую он видел в Париже: три изможденные, темные, молчаливые фигуры на пустынном холме под заходящей луной, земля и небо тоже темные, холодные, подсвеченные таинственным звездным сиянием.

– Хорошо, – кивнул Гарденбург. – Пойдешь со мной.

Он взялся за руль и покатил мотоцикл вниз, по склону, находящемуся по другую сторону холма. Кристиан в последний раз взглянул на тридцать шесть фигур, ритмично царапавших лопатами лицо пустыни, а затем по оставленной грузовиком колее последовал за Гарденбургом и Кнуленом.

Кнулен, волоча ноги, тупо шагал за мотоциклом.

В полном молчании они прошли метров пятьдесят. Неожиданно Гарденбург остановился.

– Подержи, – приказал он Кристиану.

Тот взялся за руль, привалил мотоцикл к ноге. Кнулен покорно смотрел на лейтенанта. Гарденбург откашлялся, словно собрался произнести речь, потом подошел к Кнулену, многозначительно посмотрел на него и дважды жестко и сильно ударил солдата в переносицу. На этот раз Кнулен плюхнулся на задницу, он по-прежнему молчал и не отрывал взгляда от лейтенанта. Глаза его тут же начали заплывать. Гарденбург задумчиво посмотрел на него, достал пистолет и передернул затвор. Кнулен не шевельнулся, не изменилось и выражение его окровавленного лица.

Гарденбург выстрелил. Кнулен начал медленно подниматься, помогая себе руками.

– Мой дорогой лейтенант, – будничным тоном произнес он и рухнул лицом в песок.

Гарденбург убрал пистолет.

– Порядок, – заявил он, вернулся к мотоциклу и, перекинув ногу через седло, пнул педаль стартера. На этот раз мотор завелся сразу. – Садись, – приказал лейтенант Кристиану.

Кристиан осторожно забрался на заднее сиденье. Мотоцикл под ним яростно вибрировал.

– Держись крепче! – крикнул Гарденбург, перекрывая рев мотора. – Обхвати меня руками!

Кристиан подчинился. Ну и дела, думал он, обнимаешь офицера, словно девушка, в воскресный день отправившаяся на гулянку с мотоциклистом. Вблизи от Гарденбурга воняло ужасно, и Кристиан испугался, что его сейчас вырвет.

Лейтенант включил передачу, дал газ, и мотоцикл, ревя мотором, понесся вниз. Зачем же столько шума, подумал Кристиан. Такие дела надо обделывать по-тихому, негоже так вот откровенно показывать тридцати семи солдатам, что их оставляют здесь умирать; в то время как они с Гарденбургом будут жить, кости этих солдат сгниют тут, на холме, ибо на спасение этим людям рассчитывать не приходится.

Теперь их тридцать шесть, поправил себя Кристиан, вспомнив маленькие окопчики, которые должны были противостоять английским танкам и броневикам. Три дюжины. Три дюжины солдат, думал он, сидя на подпрыгивающем на каждой кочке мотоцикле, крепко держась за талию лейтенанта и моля Бога о том, чтобы не вернулась малярия, не начал бить озноб. Три дюжины солдат, во сколько раз это больше одной дюжины…

На равнине Гарденбург прибавил газу. Они буквально летели над плоской, как стол, пустыней в последних лучах скатывающейся за горизонт луны, поглядывая на всполохи, подсвечивающие небо и справа, и слева. От быстрой езды ветер так и свистел в ушах. У Кристиана сдуло пилотку, но его это нисколько не огорчило, ведь ветер уносил с собой и исходивший от лейтенанта запах.