А потом его начало трясти. Обхватив себя руками, он изо всех сил прижался к стенке окопа. Когда Кристиан выглянул из него, то увидел, как ему показалось, тысячи томми, которые бежали к нему и взрывались на минах, а среди них вычерчивали невообразимые траектории маленькие, похожие на жуков самоходки, пулеметы которых трещали без устали. Ему вдруг захотелось встать и сказать: «Вы допускаете серьезную ошибку. У меня приступ малярии, и я уверен, что за убийство больного человека вам потом будет стыдно».
День за днем, ночь за ночью продолжались атаки англичан, а лихорадка то уходила, то возвращалась вновь. Иной раз Кристиан стучал зубами от холода в жаркий полдень, а время от времени думал, кипя от злобы: «Мне никто не говорил, что англичане могут оказаться такими настырными, меня не предупреждали, что они полезут на нас именно в тот момент, когда моя малярия опять даст о себе знать».
А потом англичане угомонились, и он подумал: «Мы все еще здесь. И чего они лезли сюда? Совсем, наверное, одурели». Кристиан заснул, опустившись на колени и привалившись к стене окопа. А секунду спустя его тряс за плечо Гарденбург.
– Ты еще жив, черт бы тебя побрал? – спросил он, всматриваясь в лицо Кристиана.
Тот попытался что-то ответить, но зубы выбивали дробь, а глаза не желали открываться. Поэтому он лишь нежно улыбнулся Гарденбургу, а тот схватил его за шиворот и вытащил из окопа, словно мешок с картошкой. Голова Кристиана болталась, как у китайского болванчика, он словно кивал трупам, лежащим по обеим сторонам окопа. Кристиан удивился, обнаружив, что на дворе уже ночь, а в нескольких шагах стоит грузовик с работающим мотором, и громко произнес: «Ну-ка, тихо». Рядом с ним кто-то плакал и бормотал: «Меня зовут Рихард Кнулен». И много позже, уже в грузовике, на дощатом полу, под вонючим брезентом, подскакивая на каждом ухабе, он без конца повторял: «Меня зовут Рихард Кнулен, я живу в доме номер три по улице Карла Людвига». Когда же Кристиан окончательно проснулся и понял, что в данный момент смерть ему не грозит, до него наконец дошло, что они отступают, а у него по-прежнему приступ малярии. «Хотелось бы мне сейчас увидеть генерала, – подумал Кристиан. – Любопытно, поубавилось у него уверенности или нет».
Грузовик остановился, у заднего борта возник Гарденбург.
– Выходите! Все выходите!
Медленно, тяжело, словно они месили ногами густую грязь, солдаты двинулись на голос. Двое или трое упали, перелезая через задний борт, да так и остались лежать на земле. Другие спрыгивали и валились на них, но упавшие не жаловались. Кристиан покинул грузовик последним. «Я стою, – торжествующе подумал он. – Стою!»
В лунном свете Гарденбург как-то странно посмотрел на него. С обеих сторон сверкали вспышки орудийных выстрелов, воздух вибрировал от гула разрывов, но маленькая победа (еще бы, он выпрыгнул из кузова и приземлился, как положено, на обе ноги) вдохновила Кристиана, и он решил, что ничего особенного не происходит.
Кристиан всмотрелся в солдат. Одни пытались подняться, других, уже стоящих на ногах, качало из стороны в сторону. Узнал он немногих, но подумал, что утром вспомнит и остальных.
– Где же рота? – спросил он.
– Вся рота здесь, – ответил Гарденбург.
Кристиан не узнал его голоса. Решил, что совсем другой человек выдает себя за лейтенанта. Пусть он и вылитый Гарденбург. Но Кристиан подумал, что разбираться с этим он будет потом, когда уляжется суета.
Гарденбург вскинул руку и ребром ладони двинул Кристиана в лицо. Он руки пахло машинным и ружейным маслом, от манжета – потом. Кристиан подался назад, моргнул.
– Ты в порядке? – спросил Гарденбург.
– Так точно, господин лейтенант. В полном порядке. – Кристиану хотелось бы знать, где остальная рота, но он понимал, что с этим вопросом можно повременить.
Грузовик медленно покатился по песку, и двое солдат – откуда только силы взялись – побежали за ним.
– Стоять! – рявкнул Гарденбург. Солдаты остановились, не сводя глаз с ревущего мотором грузовика, который, набирая скорость, уносился на запад по поблескивающему в лунном свете песку. Они же остались у подножия небольшого холма. Солдаты наблюдали, как грузовик преодолевает подъем. Вот он, скрипя рессорами, поравнялся с мотоциклом Гарденбурга, вот добрался до вершины, на мгновение застыл, огромный, уже ставший им домом, и исчез за гребнем.
– Окапываемся там. – Гарденбург указал на выбеленный луной песчаный склон. Солдаты тупо следили взглядами за направлением его руки. – Приступить немедленно. Дистль, останешься со мной.
– Слушаюсь, господин лейтенант, – четко, как положено по уставу, ответил Кристиан и подошел к лейтенанту, безмерно обрадованный тем, что может ходить.
Гарденбург двинулся в гору, как показалось Кристиану, с нечеловеческой прытью. Потрясающе, думал он, следуя за лейтенантом, такой худой, щуплый, после десяти дней боев…