— У меня к вам вопрос, — начал худрук, глянув сначала на Наташу, потом на Полину Ивановну. — Много новостей в деталях танца, в мизансценах, в мимике. Лучше ваш вариант или нет — я сейчас не буду разбираться. Я только отмечаю, что нюансов — множество, и они существенно меняют общую картину… Скажите, чем это вызвано?
Наташа переглянулась с Полиной Ивановной. Балетмейстер-репетитор объяснила:
— На прошлогодних репетициях мы хорошо поработали, Юрий Михайлович. Все трое. И скажу честно — всех больше Александр Леонидович. Вы видели сегодня нашу Марию. Скажите: разве новые подробности в трактовке роли, все наши коррективы, пластические и мимические, не достигли цели, не обогатили образа?
Наташа пристально наблюдала за выражением лица худрука: неужели авторская ревность замутит в нем взор художника единственно потому, что другой мастер танца, Румянцев, без ведома его, главного постановщика, творчески улучшил дело?
Вера Георгиевна по-прежнему стояла у окошка, отвернувшись от всех.
— Полина Ивановна!.. И вы, Наташа… — заговорил Сатрап тем повелительным, хорошо знакомым всей балетной труппе тоном, который свидетельствовал о непререкаемо принятом решении. — Репетиции продолжайте. Пользуйтесь каждым свободным часом. Вы, Наташа, не огорчайтесь, пожалуйста. Вашей Марией я удовлетворен вполне. Понимаете?.. Вполне!.. Кто бы ни был автор всех коррективов, ваше исполнение убедило меня в их безусловной ценности…
Наташа, просияв, поклонилась ему.
— Но дело вот в чем, — продолжал худрук. — Меня беспокоит положение ваших партнеров. Им-то ведь приспосабливаться и перестраиваться соответственно вашим коррективам. Не так ли? Смотрите, Полина Ивановна, сколько вы сегодня хлопотали с Гиреем!
— Первая репетиция, Юрий Михайлович! — поспешил оправдаться Лебедев, нарочно разгуливавший неподалеку, чтобы прислушиваться к замечаниям худрука.
— Не отразится ли это отрицательным, ослабляющим образом на партнере? — точно не расслышав или не пожелав принять во внимание успокоительный довод Лебедева, спросил худрук. — Вот единственное мое опасение… Поэтому, Полина Ивановна, работайте, все зависит от вас. Работайте хорошенько!..
Он пожал руку репетитору и молодой артистке, потом направился к окошку, почтительно произнес:
— До свидания, Вера Георгиевна!
Он поцеловал Троян руку и быстро вышел. Минуту спустя последовала за ним и Вера Георгиевна. Возле Полины Ивановны она задержалась, сказала:
— Я помню, как шла у вас сцена весной. И вот что скажу: Румянцев никогда не танцевал своего Гирея на сцене так сильно, как на этих репетициях. Непонятно, почему он отказался от такой партнерши, как Субботина. Она не только отлично справлялась, но и вдохновляла его самого… Да! — объявила Троян, точно свою печатку приложила, и пошла прочь.
11. Две награды
В вечернем сумраке университетская громада светилась многоцветными огнями. Изо всех центральных и боковых подъездов расходились студенты, группами растекались они по широким дорожкам в разных направлениях.
Профессор зоологии Степан Аркадьевич Лунев, крупный, рослый старик в шубе с бобровым воротником и в круглой бобровой шапке, с толстой палкой в руке, розовощекий, тщательно выбритый, с аккуратно подстриженными пушистыми седыми усами, стоял возле своей машины с раскрытой уже дверцей, но не садился в нее, приветливо улыбаясь, следил за двумя приближающимися своими учениками: то были Толя и Вероника.
Толя еще издали приподнял над головой кепку.
— Товарищ Скворцов! — окликнул профессор.
Толя подбежал к нему.
— Здравствуйте! — переложив палку из правой в левую руку, профессор поздоровался со студентом. — Что ж это вы, молодой человек! Обещали навестить старика — и никак не соберетесь?
— Я… сколько раз, Степан Аркадьевич!..
— И все не заставали дома?
— То есть нет… я хотел сказать, что много раз собирался, да боязно… придешь — помешаешь… — бормотал Толя, счастливый и смущенный, все оглядываясь на Веронику, дожидавшуюся его в стороне, на заснеженной дорожке.
Профессор поманил к себе и девушку. Когда она подошла ближе, он распорядился:
— А нуте, поехали сейчас все вместе ко мне, товарищи! Пообедаем, потолкуем… Вы, молодой человек, садитесь впереди, с шофером, а то мне там тесно будет по моей комплекции… Вот так! А я в дороге поухаживаю вместо вас за молодой особой… Прошу! — распахнул он пошире дверцу машины перед Вероникой…
— Маша! — кричал и суетился старый ученый в узенькой передней своей квартиры, раздеваясь сам и помогая Веронике освободиться от шубки и ботиков. — Машенька, познакомься с моими молодыми друзьями… Моя жена Мария Федоровна. А это, Машенька, мой будущий коллега — зоолог Скворцов Анатолий… Анатолий… простите…
Толя подсказал: «Георгиевич» — кажется, впервые называясь всерьез по отчеству.
— Анатолий Георгиевич Скворцов, — продолжал профессор, — и будущий микробиолог, кажется?.. — Вероника подтвердила, склонив голову. — Мои ученики и мои дорогие гости.