– Это очень любезно с твоей стороны, – ответил Хэнк, – но мне действительно нечего тебе сказать. Разве если ты, случаем, не сидел на этом крыльце в тот вечер, когда убили Морреза.
– О, вы признаете, что его убили, да?
– Перестань, – нетерпеливо оборвал Хэнк. – Я на вашей стороне. В этом деле я обвинитель, а не защитник.
– Полицейский на стороне моего народа? – удивился Гаргантюа. – Ха!
– Не отнимай у меня время, – сказал Хэнк. Ты знаешь, где она, или я должен буду послать детектива, чтобы разыскать ее? Я гарантирую, что он найдет ее.
– Не нервничайте, – ответил Гаргантюа. – Что обо мне говорил Дайабло?
– Ничего, кроме того, что ты военачальник «Всадников».
– Он был нормальным?
– Что ты имеешь в виду?
– А вы не знаете? Большинство из этих «Орлов-громовержцев» принимают наркотики. Одного вы не найдете в нашем клубе – парня, который бы глотал это зелье. Мы тут же с треском вышибем его из клуба.
– Это очень интересно, – заметил Хэнк. – Где живет девушка?
– Квартира четырнадцатая на первом этаже. Ее наверняка нет дома.
– Я все-таки зайду, – сказал Хэнк.
– Послушайте, я подожду вас. Я хочу с вами поговорить.
– Я могу немного задержаться.
– Ничего. Мне все равно нечего делать.
– Прекрасно, – ответил Хэнк и вошел в дом.
Гарлем есть Гарлем. И жилые дома итальянцев, пуэрториканцев или негров – все они одинаковы, и все одинаково смердят. Вонь начинается с вестибюлей со сломанными почтовыми ящиками и разбитыми лампочками. Она преследует вас в то время, как вы поднимаетесь по узкой темной лестнице, освещаемой только на лестничных площадках слабым светом, идущим сквозь окна.
Запах освежающей жидкости «Лизол» был таким же устоявшимся, как и вонь мочи, которую пытались заглушить. Из каждой двери шел запах готовящейся пищи.
Из полсотни квартир исходили запахи рыбы, мяса, спагетти, риса с цыпленком, капусты и бекона. Они смешивались в одну отвратительную вонь, не имевшую уже ничего общего с пищей. Эта вонь, как ядовитый газ, распространялась по коридорам, поражала ноздри и горло и вызывала приступы тошноты.
Он нашел четырнадцатую квартиру и покрутил звонок.
Луиза открыла ему дверь. Она была босиком, в цветастом розовом халатике, повязанном на талии пояском, а длинные черные волосы распущены по плечам. На лице не было косметики, и оно выглядело худеньким, но тело было хорошо развитым. Она смущенно улыбнулась:
– Входите. – И Хэнк вошел в квартиру.
– Присаживайтесь, – пригласила Луиза.
Он оглядел комнату. У одной стены стояла незаправленная кровать со смятой постелью. У противоположной стены рядом с газовым холодильником и раковиной примостился шаткий деревянный стол и два деревянных стула.
– Кровать удобнее всего, – сказала она. – Садитесь на нее.
Он подошел к кровати и сел на краешек. Девушка, поджав под себя ноги, села с другого конца.
– Устала. Я не могла заснуть всю ночь. Он беспокоил меня каждые пять минут, – пояснила она на ломаном английском языке и, помолчав, с полной откровенностью добавила. – Я проститутка, вы знаете.
– Догадываюсь.
– Si[9], – она пожала плечами. – В проституции нет ничего плохого. Я лучше буду продавать свое тело, чем наркотики или еще что-нибудь. Verdad?[10]
– Сколько тебе лет, Луиза? – спросил Хэнк.
– Девятнадцать, – ответила она.
– Ты живешь с родителями?
– У меня нет родителей. Я приехала сюда с острова к своей тетке. Потом я ушла от нее. Я предпочитаю быть свободной, entiende?[11]
– Да, понимаю.
– В проституции нет ничего плохого, – снова повторила она.
– Это твое личное дело, – заметил Хэнк, – и меня это не касается. Я только хочу знать, что произошло вечером десятого июля, когда был убит Рафаэль Моррез.
– Si, si. Pobresito[12]. Он был хороший парень. Я помню, как однажды он был здесь, когда у меня был «друг». Он играл на губной гармошке. В комнате было очень темно, и мы с «другом» лежали в кровати, а Ральфи играл, – она хихикнула, – Я думаю, он немного возбудился. Я имею в виду Ральфи.
Хэнк слушал и думал, какое впечатление произведут на присяжных показания явной проститутки.
– Однажды я разрешила ему провести со мной время бесплатно, – сказала Луиза. – Я говорю о Ральфи. Он был хорошим парнем. Он не виноват, что родился слепым.
– Что произошло в тот вечер, когда его убили?
– Ну, мы сидели на крыльце – я, Ральфи и еще одна девушка, Терри, тоже проститутка. Она, как и я, испанка, но старше меня. Я думаю, ей около двадцати двух лет. Позднее она собиралась встретиться с одним из своих «друзей». Было похоже, что скоро пойдет дождь. Мы сидели и разговаривали. Ральфи сидел на нижней ступеньке и просто слушал. Он был хороший парень.
– О чем же вы разговаривали?
– Ну, Терри рассказывала мне о том, что у нее произошло днем с полицейским из отделения по делам проституции.
– Что же она рассказывала?
– Ну, дайте вспомнить. Помню, вдруг сразу потемнело…