Молодость

«А впрочем, — подумал он, — не все ли равно, где работать: на фабрике, в шахте, в деревне? Везде много почетного дела: выполнять поручения партии, отдавать свои силы на перестройку страны, итти в ногу с лучшими сынами рабочего класса по пути, указанному Ильичей»…

Так думал Саша, и ему стало необыкновенно радостно и легко.

И когда, наконец, загудели и тронулись машины, и перед ним мелькнули знакомые лица от’езжающих, — его охватило великое чувство счастья за себя, за этих товарищей, что прощально машут руками, за страну, — безраздельно захватило и увлекло, зовя вперед — к новому, светлому, радостному будущему..

Ст. Константиновская н-Д.

5. Сталь комсомольской плавки

В. Баскаков Техник Мацевич

Очерк

Дни отлетают, как стружки.

Ловкий столяр неустанно чешет доски рубанком. Растет гора стружек, пахучих, как воздух в сосновом бору. Растет у столяра помощник — зовут его Рэм.

С утра Рэм внимательно наточит инструмент. Знает — острый инструмент сохраняет силу рабочего. Разложит аккуратно блестящие зубастые стамески, ресмуса, звонкие пилы, лобастые молотки.

Работает Рэм размеренно, спокойно, настойчиво, с крепким творческим упорством.

Сергей Гаврилович шевелит прокуренными усами. Наблюдает за своим учеником — подручным. Из фуганка кино-лентой вьется на пол ровная, широкая стружка.

Рэм работает шершебком. Грязные, курчавые, неуклюжие стружки сыплются через руку. Шершебок шуршит по доске.

Руки цепки. Сучок крепок и упрям. Рэм спокойно оглядел доску и сучок. Сучок — с пятак, медноватого цвета.

Звонок. Обед.

— Рэм, идем пить чай!

Подручный поглядел на мастера. Мастер улыбнулся.

— Што, аль сучок не пущает?

Рэм упрямо сжал губы и склонился над доской.

На белом узоре доски красноватый сучок зиял растревоженной раной и не поддавался лезвию. Но Рэм все же не сдавался:

— «Сниму сучок, тогда пойду завтракать».

Снова шершебок скользнул по доске. Снова застрял на сучке.

Столяры у печки пьют чай. Наблюдают. Смеются.

Рэм-то упрямый какой. Вишь, как сражается.

— Этот парень настойчивый, он своего добьется, — отзывается мастер.

— Пионер геройский.

— Какой он пионер, он уже комсомолист.

— Был пионером.

— Он и сейчас У них вожатым, — отзываются от окна.

Не сбив сук налетом, Рэм взял его настойчивостью.

Легонько скользя шершебком по сучку, он помалу сровнял его и зачистил впотай. Деловито сложил инструмент. Погромыхал у умывальника и подошел к печке.

Столяры дали ему место.

— Рэм, кто у тебя родные-то были?

— Отец был портной. Всю жизнь горбился с иглой. Дышал пылью над барахлом. Сох от туберкулеза. Плевался кровавыми комками легких и умер от голода в 1919 году.

— А мать, братья?

— Брат ушел добровольцем в Красную армию и погиб в бою. Я пошел бы беспризорничать, да попал, по счастью, в детский дом.

Это было в 1922 году. В детском доме были ребята боевые. Комсомольцы организовали у них пионерские звенья. Стали ребята собираться на собрания, стали проводить занятия, маршировки, походы, облавы делать на скаутов, заинтересовался я и записался в пионеры тоже.

Знания я впитывал как губка. Выступал с докладами на сборах. Выбрали меня вожатым пионерского десятка — звена. Свое звено я сделал лучшим в отряде.

Подал заявление в комсомол. Приняли и назначили работать вожатым отряда.

Нашел работу. Ушел из детского дома, а с пионерами и посейчас работаю. Интересная работа. Поступает к тебе, допустим, в отряд паренек тихий, неповоротливый, неуклюжий, а пройдет год-два, его и не узнать, а через лет пяток, глядишь, а он…

Задребезжал звонок.

— Эх! Товарищ Мацевич, хорошо ты говоришь, да работа сама не делается.

И снова дискантом запела, механическая пила. Судорожно вздрагивая от ударов, впивались в бруски острые стамески. Долбили пазы и шипы. Снова проворно зашмурыгали шершебки, рубанки, фуганки. Многозубые пилы грызли дерево, сыпали опилки. Витки стружек катались по верстакам.

Сергей Гаврилович ловко скользит по доске фуганком.

И снова через руку, змеей ползет ровная длинная белая стружка.

Пахло от стружки весной, а на окнах были елочные узоры зимы.

Прошла не одна зима.

Много стружек — дней сметено с верстака, неугомонного времени.

В главную контору Днепростроя пришла бумага:

«Ленинградский институт механизаторов строительных работ направляет к вам студента Рэма Мацевича на практику, как окончившего институт».

А через пару дней приехал Рэм.

В чемоданчике — скромный багаж, в кармане партбилет, в душе горячее желание работать.

Страна строит социализм.

Обрастает сетью фабрик и заводов — гигантов. Строительствам нехватает рабочих, техников, инженеров.

Страна ждет.

Институт, куда Мацевича послал учиться комсомол, дал Рэму теорию и диплом техника-механизатора.

Днепрострой должен подковать практикой.

Большое механизированное строительство — высшая практическая школа.

Сотни кранов, под’емников, лебедок, конвейеров, двигались, тащили, поднимали, передавали строительные материалы рабочим. Берега «чудного Днепра» при всякой погоде, круглые сутки, оглашались эхом строительства.