Слоны походили на валуны с жирными обрубками вместо ног. Она хотела забраться на шею жирафу, используя пятна на его коже в качестве лестницы. Павлины расхаживали с важным видом, демонстрируя миру свои радужные хвосты. Они казались очень надменными. Ханне хотелось схватить одного из них за хрупкую головку и свернуть ему шею. Интересно, может, она лопнет, как яйцо?
После взгляда на печальные, уставшие морды обезьян сразу становилось понятно, как у них обстоят дела. Они не могли ее одурачить своей беспечной манерой лазать на четырех лапах. Их хвосты были задраны в немом вопросе: «За что? За что? За что?». Словно дети, которых заточили в клетку.
Может, когда-нибудь появится человеческий зверинец. С обычными людьми, которые будут сидеть за обеденным столом с ненавистными им блюдами. А те, кому посчастливилось остаться на воле, будут стоять по другую сторону стекла и смотреть, как узники, пребывая в бедственном положении, нюхают еду. В другой комнате на двухъярусных кроватях будут лежать дети, вынужденные постоянно ходить в пижамах. Им придется так много спать, что они даже не смогут вырасти, и родители, обращаясь к собственным чадам, станут пугать их: «Если станешь вести себя плохо, окажешься на их месте». В последней комнате обоснуется одинокая женщина, грязная, костлявая, с оранжевыми, как у орангутанга, волосами. Сидя в большом мягком кресле, она снова и снова, изо дня в день будет по три часа смотреть телевизор.
Бедные обезьяны.
– Ты когда-нибудь разговаривала с мамой? – спросил папа.
Ханна покачала головой. Они ступили на дорожку, с двух сторон обсаженную кустарниками, и направились к палатке с фастфудом. Папа обещал купить ей картофель фри.
– Ты уверена? Ни разу? Слова никогда не рвались наружу так сильно, что ты больше не могла их сдерживать?
Ханна нахмурила брови, вытянула трубочкой губы и покачала головой. Если бы ей действительно захотелось что-нибудь сказать, она обратилась бы к папе, а не к маме. А за Мари-Анн она не в ответе.
– Но если тебе будет нужно что-нибудь сказать – очень-очень важное или же просто очень-очень глупое, – знай: ты всегда можешь ко мне подойти. И я тебя выслушаю.
Он словно читал ее мысли. Она поцеловала его руку, схватила ее обеими ладошками и чуть-чуть подпрыгнула. То же самое сделал и папа. Так они прыгали до самой палатки с картофелем фри.
Она пыталась описать ему свою боль еще во время беременности. Поначалу они списали ее на еще одну странную выходку разбушевавшихся гормонов, отвечающих за череду бесконечных перемен в ее самочувствии. Поэтому Сюзетта лишний раз о ней не упоминала. А потом ей стало тяжело говорить, трудно глотать пищу. Она почти ничего не ела, кроме мороженого, не содержащего молока. Оно таяло во рту и скользило вниз по пищеводу. Но боль ничуть не утоляло.
Ощущение было такое, словно кто-то втыкал иголки в язык. Сколько раз она смотрела в зеркало, ожидая увидеть крохотные серебристые головки. Как же ей хотелось повыдергивать их, чтобы боль ушла, и вернуть языку нормальную подвижность и чувствительность. Но сколько она ни всматривалась, ничего не видела. Сюзетта понятия не имела, как и кому сообщить об этих ощущениях.
Горло болело немного по-другому. Состояние было такое, как будто она проглотила лезвие, которое застряло там поперек. Стоило ей сглотнуть даже собственную слюну, как она тут же готова была кричать.
Боль не отпускала ни на минуту. Она никогда прежде не испытывала ничего подобного. Женщина вбила в поисковике слова «заболевания полости рта и горла», нашла множество жутких фотографий воспалившихся язв, но у нее ничего подобного не наблюдалось. Наконец ей удалось отыскать пост, содержавший ответ. К тому времени Сюзетта вот уже пятнадцать лет как страдала болезнью Крона, однако ее симптомы всегда ограничивались болями и спазмами в животе, а также диареей – со всем этим она уже сталкивалась. Однако слышать, чтобы кто-то испытывал мучительную боль во рту, ей не приходилось. За шесть месяцев беременности она потеряла десять фунтов веса и только после этого решила, что надо снова обратиться к гастроэнтерологу.
Доктор Стефански с первого взгляда понял, что происходит: это был еще один симптом обострения ее болезни. Из-за беременности он не мог назначить ей многие препараты, хотя боль заявляла о себе постоянно. Сама она не хотела принимать даже пастилки от горла, но в последнем триместре ей просто необходимо было набрать вес, и поэтому доктор Стефански выписал лекарство, способное купировать симптомы, пока не родится ребенок.