Надеваю шлем на подсушенные полотенцем волосы, но не тороплюсь заводить мотоцикл. Боюсь, что звук мотора заставит этого дерьмового папашу Рейн выбежать на улицу, но, возможно, она все-таки говорила правду о том, что он глухой.
Возможно, о матери Рейн тоже говорила правду.
Я оглядываюсь в поисках легендарного мотоцикла ее мамы – «черного», но его нигде не видно. Думаю, она могла завести его в гараж, но, судя по виду, дверь давно не работает.
Я снимаю шлем и поворачиваюсь к Рейн, которая пытается залезть на заднее сиденье с этим здоровенным рюкзаком:
– А что твоя мама сказала о грязном мотоцикле на подъездной дорожке?
– А? – Рейн кряхтит и пытается перекинуть ногу через сиденье.
– Твоя мама? Она спрашивала о моем байке? Ей пришлось бы объехать его, чтобы попасть в гараж.
– А, да. – Рейн крепко обхватывает меня руками, чтобы не упасть назад. – Я сказала ей, что разрешила другу остаться в доме на дереве.
Не могу сказать, лжет она или нет. Слова звучат убедительно, а ее глаза такие нереально красивые. Может быть, все дело в этой туши для ресниц. Я чертовски ненавижу это. Мне не нужно, чтобы Рейн выглядела еще горячей. Мне нужно, чтобы она стала уродливее, и я мог, черт возьми, сосредоточиться на выживании в ближайшие два дня.
– Разве тебе не нужно зайти внутрь и попрощаться с ней?
– Нет. Она спит.
– А с отцом?
– Вырубился в кресле.
– Тогда разве ты не должна оставить ей записку, в которой сообщишь, куда идешь или что-то в этом роде?
Рейн наклоняет голову набок и поднимает брови:
– Уэс, мне уже девятнадцать.
Пожимаю плечами:
– Я не знаю, как это семейное дерьмо работает, ясно?
Она вздыхает и что-то в ней меняется. Это длится всего секунду, но в этот момент я вижу настоящую Рейн. Под всеми этими фальшивыми улыбками и дерзким поведением волнуется черный океан печали в котором гибнет маяк надежды.
– Я тоже, – признается она и прижимается щекой к моему плечу.
Пристрелите меня.
Я завожу мотоцикл и направляюсь его через двор, осознавая, что мой сегодняшний сон был не просто кошмаром, а предупреждением.
То, как тело Рейн обвивается вокруг моего, то, как она выглядит, вся разодетая, будто мы идем на гребаное свидание, и то, что девочка хочет помочь, хотя ей никто не помогает, отвлекает меня. Всё это. Эта сучка влезет мне в голову, заставит свернуть с намеченного пути и убьет нас обоих. Я знаю это так же хорошо, как свое собственное имя, но мы все равно едем в лес.
ГЛАВА
XII
Рейн
Мы здесь уже несколько часов. Утренней прохлады будто не бывало. Сейчас в лесу просто жарко, влажно и всё в облачках – кажется, где-то поблизости взорвалась бомба из пыльцы. Может быть, именно поэтому люди построили тут бомбоубежище. Это было сделано не для того, чтобы спастись от радиоактивных осадков, а для защиты от вдыхания всего этого дерьма в воздухе.
Уэс серьезно настроен найти это место.
Тааааак серьезно. Вчера вечером и сегодня утром он действительно немного пошутил со мной, но с тех пор как мы вышли из дома, красавчик был весь такой деловой. Мне кажется, я не могу его понять. Иногда он бывает расслабленным и забавным… и не знаю… типа, флиртует. А иногда смотрит на меня так, словно ненавидит. Как будто я надоедливая младшая сестра и его тошнит оттого, что таскаюсь за ним.
Может быть, это потому, что я сейчас не очень-то полезна. Он гораздо добрее, когда мне удается ему помочь.
Все, что я делаю - это хожу вокруг и ковыряю землю большой палкой.
Уэс сказал, что бомбоубежище находилось под землей, и единственным входом была металлическая дверь, похожая на большой квадратный люк. Оно, должно быть, было построено в 60-х годах, когда семейные радиационные убежища были популярны, но к тому времени, когда Уэс нашел его, от дома, которому принадлежал бункер, осталась только рассыпающаяся каменная труба.
Мы все утро искали эту чертову трубу. У меня не хватает духу сказать Уэсу, что я провела всю свою жизнь в этих лесах и никогда не видела старую каменную трубу, но думаю, вполне возможно, что она упала после того, как он уехал. За тринадцать лет многое может случиться.
Да здесь в последнее время даже за тринадцать минут многое может случиться.
– А ты уверен, что это было за «Бургер Пэлас»? – спрашиваю я тонким, тихим голосом.
Мы обшарили здесь каждый квадратный фут земли, и эта дверь либо зарыта так глубоко в сосновых иголках, что палка не достает, либо находимся не в том месте.
– Да, чертовски уверен. Я жил прямо там, – рычит Уэс, указывая пальцем в противоположную сторону от трассы, – и каждый день проходил мимо этой проклятой трубы, когда шел... – голос замолкает, и он крутит головой, пытаясь избавиться от воспоминаний. – Тьфу! – Уэс бросает рюкзак на землю и садится рядом с ним на поваленный ствол дерева, прижимая кончики пальцев ко лбу. Его недавно вымытые волосы падают на лицо. Они немного завиваются оттого, что были заткнуты за уши.
Я сажусь на бревно в нескольких футах от него и расстегиваю молнию рюкзака, делая вид, что ищу бутылку воды или что-то еще.