Молчание девчат

Женя раздвинула кусты рукой… И миска с молоком выпала из рук, покатилась, забрызгав жирными жёлтыми каплями сырой чернозём.

Слегка утонувшая в талом сугробике, под смородиной виднелась детская смуглая ножка в задравшейся штанине комбинезончика.

Перед ней лежал Артюша. Мёртвый, сразу определила она опытным, фельдшерским взглядом.

Вот что бы вы стали делать, обнаружив в собственном огороде страшную находку? Женя бросилась к Артюше… И замерла. Следы! Тут наверняка остались чужие следы, нужно сохранить.

Напрасно она пеклась о следах, насмотревшись детективов. Следователи бесцеремонно ходили вокруг тела, натоптали как стадо мустангов. Утрамбовали сырую землю — хоть танцпол открывай.

* * *

Опросы соседей, поиски, обыски в близлежащих домах, подпольях, сараях, гаражах и банях — в поисках улик. Подняли все дела краевых педофилов и насильников. Вызывали десятки лиц нетрадиционной сексуальной ориентации.

Как всегда, помочь раскрыть особо тяжкое преступление, из Москвы приехали сыщики.

Вроде хорошее дело: профессионалы, на поисках детоубийц набили руку. Отвесят пинкарей местным неспешным пинкертонам, придадут ускорение, заставят землю носом рыть. Потянут опытной рукой за кончик ниточки и размотают клубок. А с другой стороны…

Приезд чужих — это же всегда вахта, десант, бросок, аврал. Вносят нервозность, лихорадочность, выслуживание. Начинается грызня между местными, страх, спешка.

Но спешка, как известно, хороша при ловле блох — а никак не в следовательских делах. Здесь нужно не экскаватором котлован рыть — а иголочкой щепетильно муравьиные ходы ковырять.

А тут живей, живей! Живей, во что бы то ни стало, найти преступника (или лицо, подходящее под преступника).

Лихо отчитаться, отрапортовать столичному начальству. Быстрее, быстрее вернуться из накуренных гостиничных номеров к маленьким, простительным человеческим радостям: в уютное тепло московских квартир, к жене под бочок, к детям. В накатанную колею привычной службы.

Порой шёпотом передавались, порой в газеты просачивались скупые сведения о результатах экспертиз. Что смерть Артюши наступила за двое суток до того, как его подбросили в Женин огород. Что на ручонке малыша обнаружен генотип неизвестного мужчины.

Что тело мальчонки было тщательно вымытым от крови, а одежда чисто застиранной.

* * *

Соседей опрашивали и на дому, и вызывали повесткой в кабинет следователя. С Женей беседовали чаще и дольше всех: главный свидетель.

Она глазом не моргнула, ничего не успела сообразить, как перешла в разряд подозреваемых и была арестована. Чувство: как того кролика ударили обухом топора по лбу.

Ну, а кого ещё прикажете задерживать? Время поджимает, начальство на планёрках рвёт и мечет.

Столичные коллеги деликатно — а чаще прямым текстом — подталкивают к окончанию расследования. Вот же оно, вот, на виду, на поверхности, чего мудрить? Кончай копаться и рассусоливать: московские жёны, детишки заждались.

Что чувствовала Женя, когда ей доступно объяснили, что все стрелки сошлись на ней, и бесполезно рыпаться? Ничего. Звон в ушах, пелена перед глазами, отупение, ощущение страшной нереальности происходящего.

…Однажды, когда ещё не было газа, Женя протопила в избе печь, рано закрыла вьюшку и легла спать.

Среди ночи её толкнуло. Она села, раскачиваясь в постели, ничего не соображая, мотала чугунной головой. Как будто вкололи слоновью дозу клозапина (фармакология со студенчества ещё не забылась).

Угара не чувствовалось. Но сообразила, поползла к двери, распахнула настежь. На крыльце горстями черпала снег, запихивала в рот, отирала лицо…

И потом думала: что, или, вернее, кто её тогда толкнуло? Смерть или Жизнь?

Вот в таком беспамятном, полуобморочном состоянии её препроводили в камеру.

* * *

Бессонницу можно терпеть два, ну три дня — это она ещё помнила с дежурств на скорой.

— Понимаете, — терпеливо втолковывали ей, как неразумному ребёнку: — Кроме вас подозреваемых не было, нет и не будет. Свыкнитесь с мыслью: убийца — вы. Будете отпираться — не будете — не имеет ни-ка-ко-го значения. Вопрос в том, скостят вам срок за чистосердечное признание или надбавят за злостный отказ сотрудничать со следствием. Идите, подумайте.

За Женей лязгала железная дверь. Она падала на нары и проваливалась в небытие. Через час её снова поднимали и чуть не под руки, грубо волокли к следователю. Следователь был уже другой: свежий, выспавшийся, румяный. Пах уличной весенней свежестью, хорошей туалетной водой и кофе.

И снова:

— Понимаете, все доказательства против вас. Вы — стопроцентная убийца. Но если вы подпишете признание… и т. д.

Когда два посменных следователя не справлялись — включалась сокамерница. Здоровая бабёха подходила к спящей мёртвым сном Жене. Молча, упорно, больно тыкала, давила, сверлила кулачком спину, поддёргивала за волосы.

— А-а?! — вскидывалась Женя.

— Не спи, не спи. Нечего тут дрыхнуть. Тут те не курорт. Убивица. Невинную душу загубила. Знаешь, что на зоне с такими делают? Страшно сказать, сама в петлю полезешь. А чего ждать, можем и сейчас тебя рылом в парашу окунуть.

* * *