Мокрая вода

Боб сел рядом с водителем. Витёк и Инесса – сзади. Смех, вздохи, чмоки. Возня. Водитель изредка, смущаясь, посматривал в зеркало заднего вида. Стыдливо переводил взгляд, делал подчёркнуто-равнодушное лицо.

Боб не удержался и тоже мельком глянул. Инесса достала из сумочки большую, как пуговица от пальто, оранжевую в свете мелькающих фонарей пилюлю и положила Витьку в рот:

– Милый, береги себя!

Боб стал смотреть на дорогу. И понял, что завидует им. Наверное, поэтому и получилось так:

Пальмы цветут на обоях,
Займёмся с тобой любовью!
Знойно нам будет обоим,
А после друг другу подмоем,
Причинные наши места!
Первобытная простота!

* * *

Незаметно приехали.

Слева и справа на лавочках – посиделки. Клуб по интересу. С воблой, пивом, семечками. Матом, сигаретами, заплёванным асфальтом. Настроены на скандал, драку. Иначе – зря выпивали, что ли? Дискотека по-русски. Мегаполис? Деревня деревней!

Боб стал прощаться, но Витёк категорично взял его под локоть.

Второй рукой Витёк придерживал под локоток Инессу. Да она и не противилась.

Дома он налил в чайник воды из фильтра, поставил на огонь. Вынул сыр, ветчину, батон нарезанный.

Инесса достала мобильник.

– Сынок? Привет, «гладкий человеческий детёныш!» Что поделываешь? Молодец! Закончилась? Не грусти, дитёныш! Завтра новую раскраску купим. Пойдём вместе и купим. Нет. Без няни. Ты и я. Конечно, скучаю. Ну – баиньки. Нет, я задерживаюсь. Нет. Утром буду. Целую, сын! – Захлопнула мобильник. Глаза повлажневшие. Вот сейчас она – настоящая.

– Воспитательный процесс – дело непрерывное! – изрёк Витёк.

Выпили по рюмке коньяка. Инесса пригубила и поставила рюмку на стол. Витёк пошёл показывать ей, где находятся ванная, туалет.

Зашумела вода. Сквозь шум было слышно – напевает какую-то песенку.

– И что я так напряжённо про неё думаю? Блюду нравственность? Ей это не надо, а тебе – тем более! – мысленно урезонил себя Боб.

– Ну, как «рыбка»? – спросил Витёк, блестя глазами.

Боб неопределённо пожал плечами. Устраивать дуэль за «право первой ночи»?

– Да ты ревнуешь, что ли? – Витёк удивлённо захихикал. Потом повёл Боба в большую комнату, приподнял сиденье дивана, там лежали постельные принадлежности.

Боб стал отговариваться: до дома – рукой подать.

– Спать здесь будешь! Всё! Однозначно! – отрезал Витёк. – Мы в ответе за тех, кому наливаем! Чуешь? По этой фразе плачет гранит! Не дай бог, не дойдёшь до своей яранги – я себя никогда, слышишь, Боб, – НИКОДА не прощу! Север меня правильно воспитал!

Боб понял, что спорить бесполезно. Витёк ушёл, прикрыл за собой аккуратно дверь.

Боб кинул подушку, вынутую из чрева дивана, включил бра. Подошёл к «стенке».

Отыскал подарок Витька – «Избранное», Н.В.Гоголь. Полистал, «Мёртвые души».

… «Везде поперёк, каким бы ни было печалям, из которых плетётся жизнь наша, весело промчится блистающая радость, как иногда блестящий экипаж с золотой упряжью, картинными конями и сверкающим блеском стёкол вдруг неожиданно пронесётся мимо какой-нибудь заглохнувшей бедной деревушки, не видавшей ничего, кроме сельской телеги, и долго мужики стоят, зевая, с открытыми ртами, не надевая шапок, хотя давно уже унёсся и пропал из виду дивный экипаж. Так и блондинка тоже вдруг совершенно неожиданным образом показалась в нашей повести и так же скрылась.

Попадись на ту пору вместо Чичикова какой-нибудь двадцатилетний юноша, гусар ли он, студент ли он, или просто только что начавший жизненное поприще, – и боже! чего бы не проснулось, не зашевелилось, не заговорило в нём! Долго бы стоял он бесчувственно на одном месте, вперивши бессмысленно очи в даль, позабыв и дорогу, и все ожидающие впереди выговоры, и распеканья за промедление, позабыв и себя, и службу, и мир, и всё, что ни есть в мире».

Чистый, прозрачный язык завораживал. Боб словно пообщался с собеседником, который разъяснил что-то важное, но не занудно и назидательно, а играючи, шутя, как бы между прочим.