Мокрая вода

– Я выбрал такие… Как сполохи салюта – разлетается во все стороны от серединки!

Взрывается и разлетается. И вот ещё – испанское! Ты же любишь испанское вино! – Передал пакет.

– Спа-а-сибо! Приятно! Спасибо, Борис! – потянулась к нему, поцеловала. – Проходи, раздевайся.

Квартира была переделана из обычной трёхкомнатной в студию. Слева – вешалка, справа у стены – стол, дальше кухонная стенка «под дуб». Окно, большой холодильник. У выхода на лоджию горка с цветами, стилизованная под старинный небольшой велосипед. Просторно.

У дальней стенки оранжевый стильный диван, на нём вязание. Большой клубок ниток, толстые спицы, соединённые на концах длинной леской, и начало дымчато-серого шарфа.

О ногу тёрся рыжий перс, пушистый, от этого большой. Нос приплюснутый. Обнюхал его джинсы, опять потёрся.

– Ревнует мужчинка?

– Метит. Это же его территория. Он нас пустил погулять немного. Потом решит – оставить или выпроводить на мороз.

– Диван для него? По масти?

– Конечно, вместе выбирали! Ты голоден?

– Нет.

– Может, салат?

– Совсем не голоден.

Они смотрели друг на друга. Боб сделал шаг, поцеловал коротко, коснулся губ, шепнул:

– Ника.

– Что?

– Я пришёл.

– Вижу. И слышу. Пытаюсь поверить. Открывай вино. День второй – «чёрствые именины»!

Боб налил в фужеры чёрное вино. Нина зажгла свечу, выключила верхний свет.

Они выпили вина.

– Теперь твоя очередь меня ущипнуть, – сказала Нина.

Поцеловались. Потом – долгим поцелуем. Он распахнул халат, дотронулся губами до груди. Она вздохнула, закрыла глаза, повернула голову вправо. Он поцеловал её снова.

– Мы немного опоздали, – сказал он.

– Куда?

– Всемирный день объятий был вчера.

– Сегодня Всемирный день хорошего настроения.

Перс внимательно, не мигая, наблюдал за ними, словно гипнотизировал.

– Я не успела сделать маникюр, – неожиданно сказала она.

Боб вытянул рубашку из джинсов, стал её расстегивать, Нина помогала. Он взял её руку. Молча поцеловал прохладные, чуть напряжённые маленькие пальцы, остро радуясь каждому.

Она потянула Боба за собой, к двери в спальню.

Красивые бежевые шторы на ленточках-подвязках. На стене, в раме, репродукция с картины – смелым мазком синие ирисы.

Крупные, убедительные.

– И… сексуальные, – подумал Боб.

Кровать занимала почти всё пространство.

Халат упал на коврик.

Ника наклонилась, слегка касаясь сосками груди Боба, повела, качнула плавно, едва заметно. Словно птица вспорхнула, а ветка покачивается, машет ей вдогонку, ворожит, умоляет – возвращайся скорее.

* * *

Они целовались и не могли остановиться, словно торопились узнать через прикосновения самое потаённое друг о друге, то, что только им сейчас и дано было узнать, стараясь найти путь и не заблудиться.

Боб вошёл в неё, покрываясь гусиной кожей от возбуждения, словно наэлектризовываясь восторгом, радуясь и любуясь Никой.

Она почувствовала это, улыбнулась, прикрыла глаза. Лицо стало отрешённым.

Окно было прикрыто неплотно. Еле заметно шевелилась занавеска. На улице играли в снежки. Детский смех, беготня, лепят снежную бабу. Оттепель.

Они очнулись. Вернулись в это время и в это место. Прохлада студила тела. Надо было встать и пойти в душ, но они лежали, лёгкие, опустошённые.

Ты окно не закрывай
В милой сердцу спаленке.
А если вдруг меня увидишь,
Я прикинусь валенком. –

Прошептал Боб, нашёл рукой её ладонь, легко сжал. Она ответила пожатием.

Он поцеловал ей руку.

– Что это? – спросила, не открывая глаз.

– Благодарность.

– Начало новой поэмы?

– Частушка завиральная, собственного розлива.

Он повернулся. Смотрел на её профиль: Высокий чистый лоб. Короткая тёмная чёлка оттеняла его, делая слегка выпуклым. Небольшой нос, слегка вздёрнутый, чуть-чуть. Ухо маленькое, желанное.

– «Лук амура», – сказал он.

– Что?

– У тебя губы красивой формы. Называется – «лук амура». Ты прекрасна, маленькая женщина.

Она повернулась к нему лицом. Смотрела в глаза, тоже изучала. Радовалась и гадала – кто же перед ней? Боясь до конца поверить в то, что это прекрасное происходит именно с ней, и, желая продлить его подольше.

Боб наклонился, поцеловал грудь. Потом просунул голову ей под руку, словно раскрывая изнутри, поцеловал вторую грудь.

– Обеим, чтоб без обидок!

– Обоим или обеим?

– Обеим. «Грудь» женского рода.

– Кто ты, незнакомец? Путник или странник?

– Странник. Странный – значит из другой страны. Из соседней.

– Из знойной и горячей.

– Мачонка! В смысле – маленький мачо. Есть же русский вариант – мальчонка.

Нина засмеялась, и Бобу было приятно, что он так удачно вызвал её смех. Он нравился ему лёгкой хрипотцой внутри.

– Примерно тридцать тысяч лет тому назад на земле жили красивые люди. Звали их асуры. А сейчас я накрою тебя одеялом, обниму и расскажу сказку. Приготовься слушать, мой маленький дружок, я поведу тебя в далёкие времена и неведомые дали, по запутанным лабиринтам истории и хитросплетениям человеческих жизней…

* * *