Мокрая вода

– Алло! – Геныч прикрыл рукой телефон: – Легка на помине!.. Привет, моя хорошая, а вот – с Бобчинским и Добчинским. С Борис Иванычем, тёрки тут у нас. Привет тебе, – отвлёкся от разговора, – да, передал, ага, и тебе тоже. Нет – всё нормально! Завтракаем, скучаю ужасно, аж скулы болят. Так – по дому, на хозяйстве. Хозяйство большое: корова не доёная, поросята с ума съехали – ревмя ревут. Шучу! Только Эдичка, попугай, но он один равен стае! Умный, подлец! Говорящий. Психиатр! Приезжай, познакомлю. Попозже отзвоню, обязательно. Цулу. Угу. Цулу! И лу-лу!

Геныч достал из холодильника бутылку водки. Принёс маленькие рюмки, нарезал солёные огурчики, бородинский хлеб. Они молча выпили. Говорить Бобу не хотелось. Геныч это понял и тоже не фонтанировал. Сидели у окна, смотрели, как скоро бледнеет лампа короткого зимнего дня. Каждый о своём думал.

Боб представлял, что сейчас может делать Нина. Ника. Он ничего о ней не знал. Только имя, фамилия. Живёт на Преображенке. Кот – рыжий. Но, если она дала ему все телефоны, значит – свободна. Что она может сейчас делать? Поливать цветы? Вязать… шарф или свитер? Почему-то ему нравилось представлять её не у компьютера, а вот так – по-домашнему, за вязанием. Может быть, соскучился по уюту? Или хочет видеть в ней хорошую хозяйку. Он ведь может ей помогать. Мусор вынести, в магазин, починить что-нибудь.

Сизые сумерки наплывали на Соколиную горку. Повалил крупный снег. Суббота тихо умирала. Заголубели окна квартир от телевизионных экранов.

– Я, пожалуй, поеду! – решительно сказал Боб.

– Куда? – удивился Геныч. Хотя и понял сразу. – На ночь глядя!

– Куда, куда! На гору, на кудыкину, с горки Соколиной – на санках!

Он решительно стал набирать домашний номер Нины, сверяясь по записи.

– Ты зря, Бобкин. Она соскучиться ещё не успела. След ещё не остыл на паркете, и, это, – даже сапогов не износила!

Боб раздумал звонить. Написал эсэмэску, не обращая внимания на Геныча.

Нике:

Тебя сейчас со мною нет,
Но, душу согревая,
Три зёрнышка родинок
В ямке ладони
Из памяти прорастают…

Подождал несколько минут, не выдержал и позвонил на домашний телефон.

– Да! – моментально ответили на том конце, словно сидели и ждали, глядя на трубку.

– Добрый вечер, Ника! Никоша.

– Здравствуй, Бо-о-об! – Словно закатила круглый гладкий камешек. Створки захлопнулись и затаились в долгом ожидании: пока наперекор опасностям появится яркая жемчужина.

– Ты где? – с тревогой спросила она.

– Там же. Где мы… – он раздумал произносить слово «расстались», – где мы с тобой встретились, на горке Соколиной. Высоко сижу, далеко гляжу.

Помолчали. Инопланетяне сидели далеко-далеко и в звенящей тишине наслаждались их разговором, волнением, а ещё больше недосказанностью, упивались чистой энергией целомудренного общения. В трубке появились шорохи.

– Шарф вяжу.

– Мне?

– Нет, конечно – Ульке! Зима ведь на улице.

– Можно приехать? Без шарфа? – спросил он, боясь услышать отказ. – Померить. Фасончик выбрать. Всё-таки – шарф.

– Да. Шарф без примерки – это серьёзно. Я помню размер твоей шеи. Как у быка!

– Хвост! – засмеялся Боб. – А шарф без примерки, как чай без заварки! Мне, пожалуйста, отмерьте метр двадцать шарфа, крупной вязки, букле.

– Б-о-об, – уже как музыка, – приезжай скорее. Приезжай, слышишь?

Она продиктовала адрес. Он подхватился, стал быстро одеваться. Геныч молча, укоризненно наблюдал за ним, облокотившись на угол коридорной стенки.

– Первый раз туда ныряешь? Ты ведёшь легкомысленный образ жизни, Боб! Голову не застуди! Опасно на старости лет! Практически не лечится!

Боб согласно кивнул.

– Я тебя прошу – аккуратней. Если что, звони. – Пожал Бобу руку, сказал голосо Армена Джигарханяна в известном украинском мультике: «Ты заходи, если что, поболтаем».

С хрипотцой, очень похоже.

Геныч попросту завидовал. Боб удивился – такой «ходок» со стажем, и на-тебе.

– Угу, – пробормотал он, выбегая на лестницу.

Лифта ждать не стал, полетел вниз, дивясь частоте ступеней, не соответствующих ширине шага.

* * *

Он забежал в цветочный, купил семь хризантем. Белые шары, острые лепестки от середины. Прозрачная обёртка. Он не любил букеты, замотанные в вороха «жёваной» бумаги. Самих цветов не видно, да и бумага похожа на цветной пипифакс.

Бутылку вина. Испанского, да, во-о-он то, золото на чёрном – этикетка.

Возле её дома сидели на лавочке парни. Ноги на сиденье, сами на спинке. Пили пиво из больших коричневых бутылок, выпуская белые облачка на морозце. У каждого пакет с мелкой вяленой рыбёшкой. Они уже нашелушили целую гору серой кожицы. Хмуро глянули на него, молча переглянулись между собой.

Он влетел в подъезд, нашёл её квартиру на втором этаже. Чёрная металлическая дверь, большой глазок. Нажал кнопку. Услышал мелодичное курлыканье звонка и замер.

– Сейчас она выйдет. Сейчас!

Лёгкое движение.

Дверь открылась. Нина в белом халатике, тапках. Домашняя, уютная, другая, но – узнаваемая.

– Прошу! – запахнула халат на груди.

Боб протянул цветы.