Обняла его крепко, сжалась внутри его рук, словно прячась от чего-то смутного, увиденного только что, в короткое мгновенье горячего забытья, обострённо понимая, насколько хрупка эта защита: но ничего не изменить, и надо ценить эту пылинку и радоваться, что она есть.
Из человечьего далека зазвонил мобильник. Ника вышла. Вернулась, словно говоря: у меня нет от тебя секретов.
– Да, слушаю. – Слегка покраснела. Долго слушала, не перебивая. – Всё! – негромко и решительно. – Валерий! Я сказала – всё! До свидания!
Выключила телефон.
Боб почувствовал сильнейший укол ревности. Даже слегка задохнулся. Он нарочито равнодушно смотрел мимо Ники на рисунок шторы, словно сейчас это было самое интересное и важное.
– Валерий Егорович, – сказала она. Показала рукой на кровать. – Вот здесь, полтора года рядышком. Полковник МЧС.
– Ну, настАящий пАлковник! А мне-то какое дело? – подумал Боб, ощущая злость и физическую боль.
– Не смог с семьёй поделить большое недвижимое имущество.
– А движимое? – резко спросил Боб. – Которое передвигается, тоже имеется?
– Это уже неважно.
Нина глядела на него большими карими, почти чёрными глазами. Приблизилась, прикоснулась к щеке губами. Вмиг отпустило жёсткую пружину, искорка весёлая прыгнула. Он подумал:
– Гипноз!
А вслух сказал:
– Землепашец Каин, ревнуя сестру, убил пастуха Авеля.
– Так ты ревнивец? – спросила она, пытаясь заглянуть ему в глаза. Отвернулась обидчиво.
Ему вдруг стало легко. Желание расстрелять незнакомого полковника из крупнокалиберного пулемёта испарилось.
Спросил примирительно:
– Хочешь, я сварю кофе?
– Да! – обрадовалась она. – А я выключилась. Слушала, слушала и выпала из твоего рассказа…
– Слушала – меня?
– Своё сердце, – серьёзно сказала Нина.
Боб встал, влез в её халат. Тот разъехался на груди. Руки по локоть выглядывали из рукавов. Наклонился, поцеловал Нину в губы.
– Ты совсем не умеешь целоваться! Как захватчик, целуешься.
– Где же она поднаторела? – неприязненно подумал он. – С полковничком? – Буду брать уроки! – Нахмурился, злясь на эту гадливую мысль. Вновь плотно навалилась ревность.
– Я же не знала, что встречу тебя, – сказала она просто. Потом засмеялась:
– Очень у тебя костюм не соответствует серьёзности лица. Мальчиш-плохиш!
– Аккурат! – засмеялся Боб. – Аполлон Бельведерский… Полведёрский.
– Двоешник-второгодник!
– Пятый раз в пятый класс! Всё – последнее слово за мной! Чур! – и вышел.
Посередине большой комнаты сидел Уильям, не мигая, смотрел на дверь спальни, выпуская и пряча коготки, разминая их перед охотой на неведомого зверя.
– Готовится к нападению, когти точит! Зверюга, ведьмачий помощник! – подумал Боб с улыбкой.
Он поискал на полках кофе. Нашёл только растворимый. Заварил себе чай. Для Нины поставил на салфетку чашку с кофе, рядом положил кусочек сахара.
– Да мало ли что было «до нашей эры»! Я же тоже – не со школьной скамьи.
Нина прошла в ванную. Зашумела вода, потом стихло.
Дымились чашки. Боб оттаивал, он явно соскучился по уюту. По вот этой вот мелочи, заполняющей дом.
Нина подкралась сбоку в стареньком, чистом халатике. Обняла его, прижалась.
– Ахматова, любимая моя Анна Ахматова.
Боб поцеловал её в ложбинку шеи, повыше воротника халатика, там, где заканчивалось острие локона, словно стрелка, указывающая посвящённым заветное место. Оба задержали дыхание.
Ему не понравилось слово «многих». Но она – рядом, и чёрт с ними, бывшими фантомами, бередящими его душу. Прошептал:
Нина повернулась, они поцеловались.
– Я сейчас принесу кофе в постель.
Нина кивнула и пошла в спальню.
Они поставили пустые чашки. Обнялись и уснули крепко, без сновидений, как будто так было всегда, но не успело надоесть, а было в радость обоим.
Спали мужчина и женщина. Ещё вчера они не знали ничего друг про друга.
Под утро Уильям проскользнул в спальню и, свернувшись калачиком, уснул у них в ногах. Посерединке, словно признавая эту целостность и никому не отдавая предпочтения. Мудрый перс пустил их на свою территорию.
Храм
Боб по обыкновению проснулся рано. Нина спала на его руке. Он долго лежал, слушая её дыхание. Хорошо было никуда не спешить. Просто лежать и слушать дыхание Нины.
Рука занемела. Осторожно вытащил её, встал. Уильям сладко потянулся лапами вперёд, словно упёрся во что-то невидимое, слегка приоткрыл глаза, подёрнутые пеленой дрёмы. Уронил голову набок и снова уснул.
Боб тихо прикрыл за собой дверь.
Умылся, заглянул в холодильник и пошёл в магазин. Купил творог, сметану, абрикосовый джем, хлеб для тостера, яйца, укроп, петрушку и латук в горшочке, лимон.