Моё чудовище

Может, хотя бы тут позориться не стоит, ещё раз доказывать собственную слабость?

Он убрал подальше бутылку и отправился к бассейну, плавал туда и обратно, от края к краю, не останавливаясь и давно сбившись со счёта, сколько кругов намотал, пока мышцы не налились чугунной тяжестью. Потом просто лежал на кафельном полу, смотрел в потолок и, только поймав себя на том, что едва не задремал, Дымов поднялся и вернулся в комнату.

Глава 11

Проснулся Дымов намного позже обычного и опять не в духе, совсем не отдохнувшим – мышцы ныли после безумного и не менее бессмысленного ночного заплыва. Душ смыл часть раздражения, а может, и всё. И вообще, хватит уже. Как будто с ним первый раз такое – ломился, преодолевал препятствия, пёр изо всех сил, уверенный, что двигался в нужном направление, а потом вдруг выяснил, что попал совсем не туда, куда хотел.

Да не бывает жизни без падений и разочарований, но именно из них и извлекаешь нужные уроки, учишься быть сильным. Он переживёт, всё переживёт. Уж сколько раз судьба его гнула, пробовала на прочность, а он – вот же – до сих пор жив, не сломался. Ему даже есть хочется, аппетит не потерял.

Он спустился вниз, прошёл на кухню.

– Встали? – поприветствовав его, поинтересовалась Юля. – Завтракать будете?

– Конечно, – бодро ответил он. – И кофе обязательно. Покрепче. Ладно?

Помощница по хозяйству кивнула, налила ему сока.

– Вот пока, держите. Сейчас я всё принесу.

Дымов подхватил предложенный стакан и, хотя вовсе не собирался, неожиданно сам для себя спросил:

– А Бэлла уже завтракала?

Нет, не жаждал он её увидеть, наоборот, предпочёл бы, чтобы она подольше на глаза ему не попадалась. И не жаль было пропитую камеру, но по-прежнему досадно, когда вот так плюнули на твоё доверие.

– Да нет, – откликнулась Юля. – Тоже пока не вставала. По крайней мере я её не видела. Может, тайком смылась? – предположила, но тут же добавила с сомнением: – Правда не верится, чтобы она добровольно поесть отказалась. Её сюда каждый раз как магнитом тянет. Хоть кусочек да ухватит. Или, может… – она на мгновение задумалась, – так и не возвращалась.

– Вернулась, – сообщил Дымов сумрачно. – Посреди ночи.

Помощница по хозяйству – даже странно – не стала уточнять, откуда он знает, просто вывела:

– Тогда наверняка спит ещё.

Он кивнул, скорее, на автомате, в компании стакана с соком отправился в столовую.

Бэлла нарисовалась, когда Дымов уже заканчивал с завтраком. Ввалилась в столовую, сразу ринулась к столу, даже ещё не усевшись, просто опершись о стул коленкой, ухватила кусок.

– Положи! – резко и чётко произнёс Дымов, она с недоумением уставилась на него.

– Чего?

– Положи на место, – повторил он, прекрасно понимая, что на самом деле раздражение никуда не ушло, не помогло ничто, а просто на время спряталось и сейчас вырвется наружу, как бы Дымов ни старался. Но он и не собирался сдерживаться. – Тебя разве не объясняли самое элементарное? Мама с папой не рассказывали, что такое быть вежливой? Тебе такие слова знакомы: «пожалуйста», «доброе утро»? Или всё, на что тебя хватает, загнать чужую камеру, просадить деньги в клубе и даже угрызений совести при этом не чувствовать? Ещё и жрать за его счёт, как ни в чём не бывало.

Он увидел, как дрогнули губы у Бэллы, но не испытал ни раскаяния, ни жалости. Да потому что её всё равно не пробрало, не почувствовала она себя виноватой. Швырнула в него куском.

– Да подавись! – проорала в ответ, как обычно, без стеснения перемежая нормальные слова матом. – И жрачкой своей, и своей камерой! Засунь их… знаешь куда? Думаешь, если богатый, перед тобой все будут унижаться? Да пошёл ты!

Она отступила на шаг, потом развернулась, зашагала размашисто – из столовой в холл, а оттуда, похоже, прочь из дома. Только дверь входная хлопнула.

Да и… скатертью дорога. Пусть катится. Всё равно такую не изменишь, любые усилия пропадут напрасно. Дашь ей шанс, а она всё равно его просрёт. Да потому что ей ничего и не надо. Ей и так хорошо – страдать дурью и ныть, что кругом все сволочи, не жалеют, не понимают, не входят ситуацию. Хотя обязаны. Таким все всегда обязаны. А вот они никому. Поэтому не дождёшься от них ни «спасибо», ни «пожалуйста».

Девятнадцать ей скоро, совершеннолетняя она. Чтобы пить и по клубам шляться. Он в её возрасте уже работал, сам себя содержал. А она, такая лошадь, которая жрёт за двоих и сильная, как пацан, сидит у бабки на шее. Или вещи в магазине тырит.

Дымов с трудом подавил желание подняться, подойти к окну, посмотреть, куда это чудовище попрётся. То есть… убедиться, что она и правда отвалила, окончательно и безвозвратно. Не просто на улицу выскочила и мечется туда-сюда, пытаясь успокоиться и прийти в себя, или бьёт кулаком в стену, не замечая боли – Дымов обычно так делал – а исчезла за забором, чтобы больше не появляться.

Но, конечно, не побежит он к окну. Ещё чего? И вот действительно, не стоит тащить в дом, и в собственную жизнь, всякую гадость.

– А вы про какую камеру? – раздалось внезапно.