Моё чудовище

Юля, прежде чем уйти на кухню, глянула внимательно, поняла, что лучше помолчать, ни о чём не спрашивать. А Дымов, поев действительно у себя в комнате, открыл ноутбук, пробежался взглядом по папкам с документами, потом развернул окно браузера, но не стал заходить ни на почту, ни в другие вкладки. Мельком просмотрел новости, не нашёл ничего особо интересного, а уж тем более вдохновляющего. Минуты две сидел просто так, ничего не делая, потом захлопнул крышку и, что уж совсем для него нехарактерно, завалился на кровать, закрыл глаза.

Кажется, он действительно неслабо вымотался, потому что даже не заметил, как заснул, и что-то дурацкое снилось, хотя мгновенно забылось, стоило снова очнуться. Просто оказалось очередной ложкой дёгтя и в без того нерадужном настроении.

Дымов поднялся. Ну да, все спать ложились, а он, наоборот, вставал. Как раз в духе последних дней – всё через задницу. И опять есть захотелось, а, если по-честному, то выпить. И он, подхватив пустую тарелку, оставшуюся на столе после одинокого ужина, спустился вниз, направился на кухню. И – надо же как совпало – пока пересекал холл, едва освещённый ночником, включившимся от датчика движения, входная дверь приоткрылась, и в дом ввалилась Бэлла.

Она явно не ожидала никого встретить, планировала пробраться тайком, лишний раз не отсвечивая, – нервно дёрнулась и даже что-то неопределённое выдохнула, будто испуганно вскрикнула, заметив Дымова, потом отступила подальше.

– Ты где была? – спросил он, не сказать, что приветливо. Недовольно, резко и строго, почти по-родительски.

– В клубе, – буркнула Бэлла, напряжённо и тоже недовольно. Наверное, точно также и бабушке отвечала, едва усмиряя желание добавить «Отстань. Не твоё дело». – С друзьями. Нельзя что ли?

Царивший в холле сумрак не позволял разглядеть её как следует, тем более ночник располагался у неё за спиной. Но она слишком очевидно старалась сохранять расстояние, и когда Дымов сделал к ней шаг, отодвинулась, отступила за диван. Плюс упоминание про клуб, плюс её обычный образ жизни и привычки.

– Опять напилась?

– Нет, – возразила она, но потом всё-таки призналась, но не раскаянно, наоборот, с вызовом, бравируя: – Только чуть-чуть. А чего такого-то? Можно же. Я совершеннолетняя.

А с умом по-прежнему проблемы. И как будто совершеннолетие предназначено исключительно для того, чтобы теперь на законных основаниях курить, пить и трахаться.

– И где вы только деньги берёте, совершеннолетние? – резко и презрительно поинтересовался Дымов. – Ничего не делаете, не работаете, а у вас и на бухло, и на клубы находится. – В мыслях мгновенно всплыли и слова помощницы по хозяйству, и кое-что ещё, о чём та не знала. – Или опять чего украли и продали? Хотя, конечно, и воровать не надо. Всё-таки камеру в дело пустила? Даже на сутки твоей порядочности не хватило? А ведь ещё обижалась.

Он поморщился брезгливо, провёл по лицу ладонью, и больше не стал разговаривать, да и слушать тоже, хотя Бэлла начала что-то бубнить. Но Дымов уже отключил слух, развернулся, с трудом сдерживая желание запустить во что-нибудь – или даже в кого-нибудь – тарелкой, которую сжимал в руке.

Наверное, больше всего именно из-за этого и поторопился убраться, иначе бы точно сорвался. А он не любил настолько явно демонстрировать свою несостоятельность. А ведь происходящее не назовёшь иначе.

Это не когда уверенный в своём авторитете, силе и правоте рявкаешь на подчинённых, желая привлечь их внимание, заставляя успокоиться или собраться. Швырять посуду и материться перед какой-то глупой девчонкой можно только от беспомощности. Недаром внутри всё кипит от злости, разочарования и досады. И дело не столько в Бэлле. Просто она самое яркое подтверждение всех его неправильных решений и действий, не в меру раздутого самомнения, заставляющего браться за то, что не в силах вытянуть, а не причина неудач и неприятностей.

Он ведь уверен был, когда разрешил девчонке остаться, что вот сейчас он объяснит ей, как надо правильно жить, и она мгновенно всё поймёт и исправится. Он же такой крутой мастер-наставник. А хрен вам. Плевать она хотела и на его слова, и на доверие, и на участие. Наверное, тогда и Валаев прав. Кишка у Дымова тонка с по-настоящему крутыми и власть имущими состязаться. Задавят. Если даже для какой-то там нахальной пигалицы он никто.

Дымов, особо не аккуратничая, швырнул в мойку тарелку – та выдержала, не разбилась – открыл дверцу нужного шкафчика, достал бутылку, потом стакан. Плеснул в него янтарную жидкость, выпил залпом и опять потянулся к бутылке, подхватил её, даже уже наклонил над стаканом, намереваясь в этот раз наполнить его чуть ли не до края. И не стал. Потому что… ну, потому что.

Если он хоть немного переберёт, то потом уже не сможет остановиться, тоже нажрётся до свинского вида. Как раньше бывало, так всё и осталось. Долбанная наследственность – привет от не признававших меры папы и мамы. А ведь сам всего несколько минут назад распинался, как плохо пить. И после этого собрался заливать обидки на жизнь алкоголем.