Моя жизнь. Записки суфражистки

Мы ни на кого не совершили нападения, никому не причинили ни малейшего повреждения; и только после «черной пятницы» – а в «черную пятницу» случилось то, что с назначением нового министра внутренних дел полиция получила новые инструкции и потому проявила по отношению к женщинам небывалую еще грубость и жестокость, – когда женщины явились к нам и сказали: «Мы не в силах переносить это», только тогда мы почувствовали, что эта новая форма репрессии принудит нас к другим шагам. Вот результаты «черной пятницы», и я считаю необходимым повторить здесь, что все усилия были нами сделаны, чтобы подвергнуть события «черной пятницы» гласному рассмотрению суда присяжных, который выяснил бы характер инструкций, полученных полицией. В этом рассмотрении было отказано; но неофициальное расследование было произведено двумя людьми, представителями обеих крупных партий, пользующимися безукоризненной репутацией и не могущими быть заподозренными в пристрастности. Эти лица – лорд Роберт Сесил и мистер Эллис Гриффиз. Они произвели частное расследование, опросили женщин, обсудили их показания и заявили, что верят рассказанному им женщинами и считают полезным официальное расследование. Это мнение было изложено ими в особом докладе. Чтобы показать вам, в какое трудное положение мы поставлены, приведу один факт. В одной из своих речей лорд Роберт Сесил коснулся этого вопроса и приглашал правительство произвести это расследование, но ни об одном слове этой речи не было сообщено ни в одной из утренних газет. Вот с чем приходится считаться, и я рада тому, что очутилась на скамье подсудимых, ибо это позволило мне изложить приведенные факты, и я вызываю генерального прокурора – пусть он устроит официальное расследование – разумеется, не такого рода расследование, которое выражается в командировании полицейских инспекторов в Холлоуэй, удовлетворяющихся тем, что им говорят чиновники, – а расследование гласное, с присяжными, если угодно, наших жалоб против правительства и методов нашей агитации.

Я утверждаю, что в заговоре виновны не обвиняемые, а правительство, которое вступило в заговор против нас с целью подавить нашу агитацию. Но чем бы ни кончилось дело, мы удовлетворимся приговором, который вынесет нам потомство. Мы не принадлежим к числу людей, любящих позировать, и не захотели бы очутиться в положении вроде настоящего, если бы не были убеждены, что другого пути нет. Я старалась – всю свою жизнь я работала в этом направлении – я старалась ограничиваться доводами, действовать убеждением. Я произнесла, пожалуй, больше публичных речей, чем кто-либо из здесь присутствующих, и где бы я ни говорила – я имею в виду публичные собрания, в которые открыт доступ всем, а не собрания, созываемые по билетам, ибо я выступала только на открытых собраниях, – всюду и всегда собрание высказывало мнение, что раз на женщинах лежит то же бремя и та же ответственность, что и на мужчинах, то они должны пользоваться такими же правами, как и мужчины. Я убеждена, что общественное мнение на нашей стороне, что оно подавлено, предумышленно подавлено, так что приходится радоваться, что в суде дозволяется еще говорить по этому вопросу».

Прокурор в своей речи уделил очень много места защите либеральной партии и ее образу действий в связи с законодательством о женском избирательном праве. Поэтому мистер Тим Гилли хорошо сделал, говоря в защиту мистрисс Лоуренс, когда особенно подчеркнул и выяснил политический характер предъявленного нам обвинения и суда над нами.

Не подлежит сомнению, что очень выгодно и приятно, имея дело с политическими противниками, обладать возможностью привести против них в движение закон. Я ни на минуту не сомневаюсь, что было бы очень удобно, если бы только правительство имело смелость сделать это, заставить замолчать всю оппозицию его величества, пока нынешнее правительство стоит у власти, запереть под замком всех замечательных и выдающихся общественных деятелей, – всех этих Карсонов, Смизов, Бонар-Лоу. Было бы весьма удобно сразу покончить со всей оппозицией, как и с женским движением, при помощи привлечения к суду и возбуждения уголовного преследования. Господа присяжные, что бы ни было сказано здесь сторонами, какие указания ни были даны – не слабым женщинам, а мужчинам, вооруженным и дисциплинированным, правительство не имеет мужества преследовать в судебном порядке никого другого, кроме женщин. Однако правительство моего ученого друга избрало две даты, считая их самыми важными, и оно требует от вас осуждения обвиняемых и признания, что эти обладающие чувством ответственности, хорошо воспитанные, образованные, имеющие университетские дипломы люди, без всякого основания, не будучи провоцированы, вдруг, говоря словами обвинительного акта, с заранее обдуманным намерением и сговорившись затеяли это преступное предприятие.