Моя жизнь. Том II

С наступлением 1860 года в делах моих наступил неожиданный поворот, открывавший моим предприятиям новую возможность успеха. Венский капельмейстер Эссер передал мне желание музыкального издателя Шотта в Майнце приобрести у меня новую оперу. В данный момент я мог предложить только «Золото Рейна». Но своеобразная структура этого произведения, которое должно было служить прологом большой трилогии о Нибелунгах, не позволяла предложить его прямо как «оперу», без дальнейших пояснений. Однако желание Шотта непременно включить в каталог своих изданий какое-нибудь новое мое произведение было так сильно, что, поборов все сомнения, я согласился предоставить ему эту вещь за 10 000 франков, не утаив от него всей трудности ее распространения. Я гарантировал ему приобретение последующих трех главных частей, по той же цене за каждую. Тут же я решил, если Шотт согласится на мои условия, употребить неожиданный доход на парижское предприятие.

Утомленный упорным молчанием императорского кабинета, я дал агентам поручение окончательно условиться с синьором Кальцадо относительно найма помещения Итальянской оперы на три концерта и собрать оркестр и певцов-солистов. Когда хлопоты эти были в полном ходу, меня начало беспокоить продолжительное отсутствие ответа от Шотта. Чтобы не потерять его окончательно, я письменно поручил музикдиректору Шмидту во Франкфурте продолжать переговоры с Шоттом на почве значительных уступок в моих требованиях. Едва я отправил это письмо, как получил извещение от Шотта, что он согласен на мои условия. Это заставило меня немедленно послать Шмидту телеграмму и взять назад данное ему полномочие.

С большой бодростью мы продолжали начатые приготовления к концертному предприятию, поглощавшие всю мою энергию. Надо было позаботиться о хоре, и я решил усилить дорогостоящий состав Итальянской оперы хором одного немецкого певческого кружка, находившегося под управлением некоего Эманта [Ehmant]. Чтобы расположить этот хор в мою пользу, мне пришлось однажды вечером посетить его в помещении общества на Рю-дю-Темпль [Rue du Temple] и с веселым видом переносить атмосферу пивных паров и табачного дыма среди откровений буржуазно-немецкого художественно-артистического вкуса. Кроме того, я вошел в сношения с господином Шером [Chère], учителем и регентом кружка французской народной песни, читавшим лекции в Ecole de médecine[403]. У него я встретил одного чудака-энтузиаста, ожидавшего возрождения французского народного духа от своей методы, заключавшейся в обучении пению без нот.

Но самые неприятные затруднения проистекали для меня из необходимости переписать большую часть окрестровых партий в выбранных для исполнения фрагментах. Для этого я пригласил разных бедных немецких музыкантов, которые с утра до ночи сидели у меня, под моим руководством и наблюдением делая эту трудную работу.

Среди этих хлопот, которым я отдавался с большой страстью, застал меня Ганс фон Бюлов, приехавший в Париж на продолжительное время, как потом оказалось, не столько для устройства своих собственных дел концертирующего виртуоза, сколько для того, чтобы оказать мне посильную помощь в организации предприятия. Он жил у матери Листа[404], но большую часть дня проводил у меня, чтобы оказаться под рукой, как только в нем будет какая–нибудь надобность, как, например, сейчас, при изготовлении копий. Он помогал мне всем, чем мог. Но главной своей целью он поставил использовать для успеха предприятия свои общественные связи, приобретенные в Париже при содействии жены во время прошлогоднего посещения. Результаты его стараний сказались впоследствии. А пока он содействовал мне в устройстве самих концертов, в прохождении уже начавшихся репетиций.

362

Первая из этих репетиций происходила в зале Герца[405]. Она вызвала сильное возмущение музыкантов против меня, походившее на открытый мятеж. Все время приходилось спорить из-за привычек, в которых я считал нужным им не уступать, стараясь убедить их доводами рассудка. Особенно возмущало их то, что я отбивал размер в шесть восьмых по схеме размера в четыре четверти, против чего они шумно протестовали, утверждая, что его надо отбивать по схеме alla breve[406]. В ответ на мой резкий призыв к дисциплине, необходимой в порядочном оркестре, мне заявили, что тут не прусские солдаты, а свободные люди.