Моя жизнь — что это было?

Но это было слишком наивно с моей стороны. Мы встретились, и я предложила ей пройти в кафе, которое предварительно нашла сразу за кинотеатром. Я объяснила ей свой интерес во встрече тем, что «мои знакомые, те, что взяли вашего ребёнка, очень хотели бы узнать, каковы истинные причины его оставления вами. Может, у вас в роду есть какие-то сложные заболевания?» — «Нет, у нас все здоровы и физически и в психическом плане». Второй вопрос: «знаете, у персонала сложилось мнение, что, возможно, этот ребёнок не от мужа и в этом причина вашего отказа от него?» Усмехнувшись, она сказала, что ребёнок, конечно, от мужа, но что просто она слишком поздно узнала о своей беременности, но, узнав об этой неприятной неожиданности (на самом деле — ведь ей было 45 лет!), она, тем не менее, ничего не предпринимала для избавления от беременности. И на третий, последний вопрос, захочет ли она увидеть ребёнка или попытаться вернуть его, было сказано, что они с мужем были осведомлены о том, что не смогут притязать на ребёнка после попадания его в семью, что они законы знают, так же, как их дети, «которые все с высшим образованием» (её старшая дочь также подписала отказ, ей было в тот момент 23 года, сыну 15 лет). И что она надеется на то, что это наша последняя встреча. Ну что ж, всякие наивные мысли были рассеены, я расплатилась за кофе, и мы расстались.

Прошёл год, как Олежек был дома, и инспектор отдела опеки подняла вопрос об усыновлении. Она, конечно, блюла интересы государства не платить пособие на ребёнка, хотя в то время оно было и так небольшое, но и рациональность в том, что в подростковом возрасте не усыновлённый ребёнок почувствует себя более уязвимым, имела место. Я и сама об этом уже думала. Когда я ещё только думала о приёмстве, я не знала, как всё пойдёт, я только очень хотела, хотела сделать что-то стОящее в жизни. Теперь же наша жизнь с Олежкой была налажена и можно было сказать, что адаптация прошла успешно. (Если бы это было не так, может, я и оставила бы статус опекуна, но до 18 лет, конечно, воспитывала бы ребёнка, как могла). Но всё было, в общем, хорошо, и я любила своего Олежку. Тем более, что я думала об Испании. Инспектор подготовила ходатайство в суд, который был назначен на апрель 2005 года. (За год до этого социальный работник дома ребёнка подавала в суд на лишение мамаши материнских прав, и в первый раз я пришла на суд, а она не явилась, во второй раз меня не было на суде и меня представляла соц. работник, а третьего заседания уже не было, т.к. бывший в те времена уполномоченный по правам ребёнка А. Головань разослал во все соответствующие учреждения циркуляр о том, что родитель, официально отказавшийся от ребёнка, в свои родительские права не вступает, а, следовательно, лишать его прав, которых у него нет, излишняя и бессмысленная процедура. Таким образом, я была в полном праве усыновлять такого ребёнка.)

Судебное заседание было быстрым, и вопрос об усыновлении был решён положительно. Дальше нужно было, прождав 10 дней, идти в загс и оформлять новое свидетельство о рождении с изменением фамилии и отчества ребёнка. Фамилия, естественно, была моя, т.е. моего отца, я её никогда не меняла, и отчество тоже было от моего отца, так же, как и у Юли. Так у меня появился законный сын Олег Викторович Быстрых.

И надо же так случиться, что в это же самое время мне звонят из испанского консульства и сообщают, что вопрос о визе для ребёнка Сазонова Олега решён положительно (Министерство Иностранных Дел Испании дало свой положительный вердикт) и я могу прийти за визой. И виза была выдана на Олега Сазонова. Ну что ж, значит поедет в Испанию с прежним свидетельством о рождении.