разочарован его отказом принять мое предложение. Я заверял его, что не хочу
никакой власти для себя, но что стремлюсь исполнить свой долг. Я обратил его
внимание на уже имеющийся прецедент. Во время бурской войны я не занимал
никакого официального поста в индийском санитарном отряде в Южной Африке, но
между полковником Галви и отрядом не было никаких трений и полковник никогда
ничего не предпринимал, не запросив меня о желаниях отряда. Я также
препроводил командиру копию принятой нами накануне резолюции.
Все это, однако, не произвело никакого впечатления на офицера, который
считал наше собрание и принятую резолюцию серьезным нарушением дисциплины.
Вслед за этим я обратился с письмом к министру по делам Индии, осведомив
его обо всем случившемся и приложив к письму копию нашей резолюции. Он
прислал мне ответ, в котором разъяснял, что в Южной Африке условия были
иные, указав, что по существующему порядку капралов назначает старший
офицер; вместе с тем он заверил меня, что в будущем при назначении капралов
старший офицер будет принимать во внимание мои рекомендации.
Наша переписка продолжалась и в дальнейшем, но мне не хотелось бы долго
задерживаться на этой печальной истории. Достаточно сказать, что тогдашний
мой опыт был сходен с моим повседневным теперешним опытом в Индии. Угрозами
и хитростью командиру удалось посеять рознь в отряде. Некоторые из тех, кто
голосовал за резолюцию, поддались угрозам или уговорам командира и отступили
от принятого решения.
Примерно в это же самое время в госпиталь в Нетли неожиданно доставили
много раненых солдат и потребовалась помощь нашего отряда. Те, кого командир
смог убедить, отправились в Нетли. Прочие же отказались. Я был прикован к
постели, но поддерживал связь с отрядом. М-р Робертс, помощник министра, в
эти дни не раз обращался ко мне. Он настаивал, чтобы я убедил остальных
своих товарищей служить. Он подал мысль создать из них особый отряд, чтобы
отряд этот, работая в госпитале в Нетли, был непосредственно подчинен
тамошнему офицеру и чтобы таким образом не могло быть и речи об умалении
достоинства членов этого отряда. Правительство же будет удовлетворено этим, так как вместе с тем будет оказана существенная помощь многочисленным
раненым в госпитале. Это предложение пришлось по душе и моим товарищам и
мне, и даже те, кто прежде отказывался ехать в Нетли, отправились туда.
Остался один лишь я, прикованный к постели и старавшийся не падать духом.
XLI. ДОБРОТА ГОКХАЛЕ
Вскоре после того, как я заболел плевритом, Гокхале возвратился в Лондон.
Мы с Калленбахом регулярно бывали у него. Говорили больше о войне, и
Калленбах, который знал географию Германии как свои пять пальцев и много
путешествовал по Европе, показывал места на карте, где шли бои.
Моя болезнь также стала темой наших ежедневных разговоров. Я и тогда
продолжал свои опыты в области питания. Пища моя состояла из земляных
орехов, зрелых и незрелых бананов, лимонов, оливкового масла, помидоров, винограда. Я совершенно отказался от молока, мучного, бобовых и др.
Меня лечил д-р Дживрадж Мехта. Он решительно настаивал на том, чтобы я пил
молоко и ел мучное, но я был непреклонен. Об этом узнал Гокхале. Он не
придавал особого значения моим доводам в пользу фруктовой пищи и тоже
настаивал, чтобы ради здоровья я ел всё, что предписал мне врач.
Противиться давлению со стороны Гокхале было нелегко. Он и слышать не
хотел моих возражений, и я попросил его дать мне сутки на размышление.
Вернувшись от него вечером, мы с Калленбахом стали обсуждать, как мне
следует поступить. Калленбах с удовольствием участвовал в моих опытах. Но
теперь я видел, что и он согласен, с тем, чтобы я нарушил диету, раз это
нужно для здоровья. Итак, мне предстояло решить этот вопрос самому, прислушиваясь лишь к своему внутреннему голосу.
Всю ночь напролет я думал. Нарушить диету - значит отказаться от своих
принципов в этом вопросе, в которых, по-моему, не было ни одного слабого
места. Нужно было решить, в какой мере я должен был подчиниться дружеским
настояниям Гокхале и внести изменения в питание в так называемых интересах
здоровья. В конце концов я решил не отказываться от своих опытов в области
питания, когда пища определялась в основном религиозными соображениями; тогда же, когда выступали и другие соображения - следовать совету доктора.
Религиозные соображения преобладали в отказе от молока. Я живо представлял
себе отвратительные приемы, с помощью которых калькуттские говалы выжимают
последнюю каплю молока у коров и буйволиц. Равным образом я считал, что как
мясо, так и молоко не должны быть пищей для человека. Итак, утром я встал с
твердым намерением как и прежде воздерживаться от молока. Это решение
успокоило меня. Я боялся встречи с Гокхале, хотя и был уверен, что он с
уважением отнесется к моему решению.
Вечером Калленбах и я зашли к Гокхале в Национальный клуб либералов. Он
тотчас обратился ко мне с вопросом:
- Ну так как же, согласны вы последовать совету доктора?
Мягко, но решительно я ответил:
- Я готов уступить по всем пунктам, кроме одного, относительно которого