Разумеется, индийцы сами должны были изобрести новый термин для обозначения
своей борьбы.
Но, как я ни бился, все же не мог найти подходящий термин. Тогда я объявил
конкурс среди читателей "Индиан опиньон" на лучшее предложение в этом
смысле. Маганлал Ганди сочинил слово "сатаграха" (сат-истина, аграха-твердость) и получил премию. Стараясь сделать слово более понятным, я
изменил его на "сатьяграха", и этот термин на языке гуджарати стал с тех пор
обозначением нашей борьбы.
История сатьяграхи практически сводится к истории всей моей последующей
жизни в Южной Африке и в особенности моих поисков истины в период пребывания
на Африканском континенте. Основную часть этой истории я написал в тюрьме в
Йерваде и закончил ее после выхода на свободу. Она была опубликована в
журнале "Навадживан", а затем вышла отдельной книгой. Адвокат Валджи
Говинджи Десаи перевел ее на английский язык для журнала "Каррент сот". В
настоящее время я готовлю издание английского перевода отдельной книгой, и, прочитав ее, каждый сможет ознакомиться с моими наиболее важными исканиями в
Южной Африке. Я рекомендую читателям, которые еще не видели этой книги, внимательно прочесть мою историю сатьяграхи в Южной Африке. Не стану
повторять здесь того, что написано мною в этой книге, а в следующих главах
коснусь лишь некоторых событий своей личной жизни в Южной Африке, которые в
истории сатьяграхи затронуты не были. Затем постараюсь дать читателю
представление о своих исканиях в Индии. Тем, кто хотел бы установить строгую
хронологическую последовательность моих исканий, полезно было бы иметь под
рукой мою историю сатьяграхи в Южной Африке.
XXVII. ДАЛЬНЕЙШИЕ ОПЫТЫ В ОБЛАСТИ ПИТАНИЯ
Я равно жаждал соблюдать брахмачарию в мыслях, словах и поступках и
посвящать максимум времени сатьяграхе. Добиться этого я мог лишь путем
самоочищения. Поэтому я начал вносить новые изменения в свою жизнь и ввел
более строгие ограничения в отношении питания. Прежде, меняя образ жизни, я
руководствовался преимущественно соображениями гигиеническими, теперь же в
основу моих новых опытов легли религиозные соображения.
Посты и воздержание в пище стали играть более существенную роль в моей
жизни. Человеческим страстям обычно сопутствует склонность к приятным
вкусовым ощущениям. Так было и со мной. Я встретился с большими трудностями
в попытках обуздать свою страсть и чревоугодие и даже теперь не могу
похвастаться, что всецело обуздал эти пороки. Я считал себя обжорой. То, что
друзьям казалось воздержанием, мне самому представлялось в ином свете. Если
бы мне не удалось развить в себе воздержание в той мере, какой я достиг, я
бы опустился ниже животных и был бы давно обречен. Поскольку же я ясно
осознал свои недостатки, я приложил большие усилия к тому, чтобы
освободиться от них, и благодаря этим стараниям подчинил себе свое тело и
смог в течение всех этих лет вести выпавшую на мою долю работу.
Сознание своей слабости и неожиданная встреча с людьми, проникнутыми
такими же мыслями, привели к тому, что я стал питаться исключительно
фруктами, поститься в день экадаши, соблюдать джанмаштами и тому подобные
праздники.
Я начал с фруктовой диеты, однако с точки зрения воздержания не видел
большой разницы между фруктовой и мучной пищей. Я заметил, что и в первом, и
во втором случае возможно одинаковое потворство чревоугодию. Поэтому я
придавал большое значение посту по праздникам и одноразовому приему пищи в
эти дни и с радостью использовал для проведения поста любой повод для
покаяния и т. п.
Но я также увидел, что поскольку теперь тело истощается гораздо больше, то
и пища доставляет большее наслаждение, а аппетит разыгрывается сильнее. Мне
пришло в голову, что пост может стать столь же могущественным оружием для
потакания своим желаниям, как и для ограничения их. В качестве
доказательства такого поразительного факта могу сослаться на многочисленные
опыты, проведенные впоследствии мною и моими друзьями. Я хотел
усовершенствовать и дисциплинировать свое тело, но, поскольку главная цель
теперь состояла в том, чтобы добиться воздержания и победить чревоугодие, я
выбирал сначала одну пищу, потом другую, уменьшая в то же время ее порции.
Но чувство удовольствия от еды не оставляло меня. Когда я отказывался от
одной пищи, которая мне нравилась, и употреблял другую, то эта последняя
доставляла мне новое и гораздо большее удовольствие.
Со мной проводили подобные опыты еще несколько человек, и прежде всего
Герман Калленбах. В истории сатьяграхи в Южной Африке я уже писал о нем и не
буду повторяться. М-р Калленбах всегда постился или менял пищу вместе со
мной. Я жил в его доме, когда сатьяграха была в разгаре. Мы обсуждали с ним
изменения в пище, и новая пища доставляла нам гораздо большее удовольствие, чем прежняя. Подобные разговоры в те дни были приятны и не казались
неуместными. Однако опыт научил меня, что не следует много говорить о
вкусовых ощущениях. Есть надо не для того, чтобы усладить вкус, а для
поддержания необходимых жизненных функций организма. Когда какой-либо из
органов чувств поддерживает тело, а через него и душу, то исчезает