Читаем Моя жизнь полностью

В своем заключительном выступлении перед Сенатом Генри Хайд предложил собственную интерпретацию оснований для «импичмента», определенных Конституцией, сказав, что попытка скрыть свое недостойное поведение в частной жизни является более веским основанием для смещения с поста президента, чем введение страны в заблуждение по важным государственным вопросам. Моя мать учила меня видеть хорошее в любом человеке. Глядя на разъяренного мистера Хайда, я пытался отыскать в нем черты доброго доктора Джекила[69], но мне это не удавалось.

Девятнадцатого января мои адвокаты приступили к моей защите. На ответы обвинению также было отведено три дня. Первым выступил Чак Рафф, советник Белого дома, в прошлом федеральный прокурор. В течение двух с половиной часов он доказывал, что обвинения против меня были необоснованными и что даже если бы они и были обоснованны, совершенные мною проступки ни в коей мере не соответствовали основаниям для импичмента, определенным Конституцией, не говоря уже об отрешении от должности. Рафф был человеком с мягкими манерами; большую часть своей жизни он был прикован к инвалидному креслу. Кроме того, он был блестящим адвокатом, и его неприятно поразили действия руководителей процесса импичмента в Палате представителей. Он не оставил камня на камне от доказательств обвинения и напомнил Сенату, что двухпартийная прокурорская комиссия уже высказалась в том смысле, что ни один ответственный прокурор не предъявит обвинения в лжесвидетельстве на основании подобных доказательств.

Думаю, самым удачным моментом в выступлении Раффа был тот, когда он уличил Асу Хатчинсона в искажении фактов. Хатчинсон заявил Сенату, что Вернон Джордан начал помогать Монике Левински в поисках работы только после того, как узнал, что ее привлекают в качестве свидетеля по делу Джонс. Однако факты свидетельствовали, что Вернон сделал это за несколько недель до того, как узнал (или мог узнать) об этом, и что в тот момент, когда судья Райт вынесла решение о привлечении Левински в качестве свидетеля (которое она позже отменила), Вернон находился на борту самолета, летевшего в Европу. Я не знаю, почему именно Аса решил ввести Сенат в заблуждение: то ли он рассчитывал, что сенаторы не узнают об этом, то ли полагал, что их, как и руководителей процесса импичмента в Палате представителей, не интересует точность изложения фактов.

На следующий день Грег Крейг и Шерил Миллс рассмотрели конкретные обвинения. Грег отметил, что обвинение в лжесвидетельстве не подкреплялось ни одним конкретным примером, подтверждающим это, кроме общих ссылок на мои показания под присягой по делу Джонс, хотя Палата представителей отвергла пункт обвинения, связанный с этими показаниями. Крейг также отметил, что некоторые из пунктов обвинения в лжесвидетельстве, прозвучавшие в Сенате, ни разу не упоминались ни Старром, ни конгрессменами в ходе дебатов в Комитете по юридическим вопросам Палаты представителей или во время дебатов на пленарном заседании Палаты. Они продолжали фабриковать свои обвинения на ходу.

Шерил Миллс — молодая афроамериканка, выпускница юридического факультета Стэнфордского университета, выступала на процессе в тот самый день, когда исполнилось шесть лет с начала ее работы в Белом доме. Она блестяще опровергла утверждения сторонников импичмента, основанные на двух эпизодах обвинения в препятствовании правосудию, представив факты, которые республиканцы не могли оспорить и о которых они сами не сообщили, и доказала, что выдвинутое против меня обвинение было полной чепухой. Наиболее удалась Шерил заключительная часть речи. Отвечая на заявление представителя Южной Каролины Линдси Грэма и других о том, что мое оправдание стало бы признанием низкого авторитета нашего законодательства в области гражданских прав и защиты от сексуальных домогательств, она сказала: «Я не могу не возразить против этого». Чернокожим американцам было известно, что инициаторами процедуры моего импичмента стали белые южане-консерваторы, которые никогда пальцем не пошевелили в защиту гражданских прав.

Шерил отметила, что Поле Джонс была предоставлена возможность подать иск, но при его рассмотрении судья, причем женщина, не нашла достаточных оснований для возбуждения уголовного дела. Она напомнила, что мы с уважением относимся к таким мужчинам, как Джефферсон, Кеннеди и Кинг, каждый из которых не был безупречным, но «боролся за светлое будущее человечества», и что мои действия в сфере борьбы за гражданские права и права женщин в прошлом были «безукоризненными». «Я выступаю сегодня здесь перед вами, — сказала Шерил, — потому что президент Билл Клинтон поверил в то, что я смогу его защитить... Было бы неправильным обвинить его по этим пунктам».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии