Моя рыжая проблема 1-2

Свойство человеческой натуры ожидать худшего — от незнакомцев, от друзей, от себя самого. Иногда является проявлением не болезни, а обострённой интуиции.

(Из свитка "Загадки Лагона")

Я проснулась от всепоглощающего ощущения скорой катастрофы.

И вроде бы никаких предпосылок… Раскинувшийся на два километра купол не фиксировал в округе ничего живого, кроме ночного зверья, но даже оно сторонилось нашего лагеря: мы, маги, были самыми опасными тварями на побережье. Сильно пахло морем, солоновато-сладкими ночными цветами, немного слабее — дымом, шергой, сохнущей одеждой. Небо к востоку уже посветлело; над океаном вдалеке парила большая птица, а где-то ужасно далеко звенела песня сойнаров, и от неё внутри становилось легко и тревожно, как от гудков поезда в ночи.

Звук, который я вряд ли когда-нибудь ещё услышу…

Тейт обнимал меня во сне поверх одеяла, горячий, бледный, сильный и какой-то сосредоточенный. Я приподнялась на локте, разглядывая его; отвела с лица пряди волос, поцеловала влажноватый лоб и попыталась встать.

— Ты куда? — спросил рыжий абсолютно бодрым голосом, поймав меня за руку.

— У костра посижу, — ответила я рефлекторно и подумала, что, да, как ни странно, именно этого мне сейчас и хочется — к огню. — Спи пока, скоро вернусь.

Он сонно завозился, стискивая ногами одеяло. Хватка на моём запястье ослабла.

— Угу… А ты не исчезнешь?

Я даже растерялась на секунду.

— Да вроде не собираюсь… А ты?

Он глянул на меня из-под ресниц — рассеянный свет выхватил только белизну белков — и сказал:

— Не знаю.

А затем отключился, переходя из состояния бодрствования к забытью быстро, как машина. Я то ли перекатилась, то ли отползла в сторону — под ногти тут же набился мелкий песок — и наконец вспомнила, что же мне такое муторное приснилось.

Тот вчерашний эпизод с гаюсом.

Только во сне всё закончилось по-другому. Тейт протянул руку, отпуская пламя, оно докатилось до границы — а затем вдруг пошла обратная волна густой синей пены, и время точно остановилось. Я очнулась до того, как началась самая жуть, но успела увидеть, как опадает пустой рукав.

Взгляд у меня, как намагниченный, потянулся к рыжему. В реальности он носил одежду без рукавов…

— Бред какой-то, — пробормотала я, растирая щёки. — Эмпат и ночные кошмары, кому рассказать — не поверят.

Костёр в центре лагеря горел ровным низким пламенем. Дрова за целую ночь немного почернели, одно полено треснуло вдоль, и там, в глубине, бродили зеленоватые отсветы. В песок были наполовину врыты два кувшина, побольше — с водой, поменьше — с шергой, и я налила себе в пиалу сильно разбавленного настоя. Под фрукты и тонкие, почти прозрачные полоски вяленого мяса — самое то.

Когда кучка водорослей у береговой линии заинтересованно пошевелилась, меня это даже не удивило.

— Вылезайте, — ласково позвала я. — Здесь на всех хватит.

Два зверька — один огненно-рыжий, а другой чёрный — засеменили к костру, заинтересованно поводя хвостами, по три штуки на каждого. Передвигались они как призраки: следов на песке не оставляли ни задние, лисьи лапы, ни передние, больше похожие на ладошки, но снедь исчезала в прожорливых пастях вполне реально. Интересно, влетит ли мне завтра за трату припасов…

До чего докатилась — кормить с руки собственные иллюзии.

У рыжего шраха шерсть оказалась жёсткой, у его чернобурой подружки — мягкая и немного скользкая, как стекло. Уши они топорщили одинаково смешно и инстинктивно жались друг к другу; два представителя чуждой мифологической диаспоры во враждебной среде, культурологические эмигранты.

— Вы держитесь друг за друга, ладно? — шёпотом попросила я.

А они вдруг ощерились — и драпанули в темноту.

— Не спится, да? — поинтересовался Соул дружелюбно, присаживаясь напротив, по ту сторону огня. — Мне тоже. Даже не хочется будить Кагечи Ро, хотя моя очередь сторожить уже прошла… Древние поэты, наверное, сказали бы — океан дышит тревогой. — Он помолчал. — Мне кажется, что вокруг очень много людей, и каждый пристально смотрит на меня, но, сколько не вслушиваюсь — не могу уловить ни ноты из чужой песни, словно я оглох.

Треснувшее полено хрупнуло — и вдруг рассыпалось облаком тончайшей пыльцы, быстро гаснущих искр. Так вот куда деваются дрова, когда исчерпывают ресурс горения…

— Я тоже во сне тянулась куполом во все стороны, — призналась я. И зачем-то добавила: — Мне снился кошмар.

— А мне — мастер Сайна, — рассеянно откликнулся Соул и с усилием потёр виски. — Сон был приятен, кошмар начался, когда я проснулся… Почему ты молчишь, Трикси? Может, я рассказываю затем, чтобы ты спросила?

Он так прямо и бесхитростно меня упрекнул, с той особенной растерянностью молодых аспирантов, что я едва не рассмеялась. Хороша была бы: человек передо мной душу распахивает, можно сказать, а я по ней с размаху луплю своим чувством комического.

Ветер слегка усилился, перемешивая и освежая ночные ароматы.