Моя рыжая проблема 1-2

— Трикси, готова? — радостно подхватил меня под локоть Тейт, вдёргивая сходу в сплюснутый полупрозрачный пузырь — очевидно, наше средство передвижения. — Тогда начинаю. Слушай меня, как поймёшь, что я уже всё — делай трубу. Против солнца, чтоб тень лежала за спиной.

— Помню, — прикусила я губу.

По спине пробежали мурашки. Нет, есть что-то успокоительное в горячке боя, когда не успеваешь осознать опасность. А высчитывать траекторию потенциально самоубийственного прыжка — мазохизм.

— Сорок шагов от гаюса — и задираешь её вверх. Вот так, — он приподнял ладонь под углом в тридцать градусов. И вдруг улыбнулся: — А потом всё будет хорошо!

— Оптимист, — не пойми чему обрадовался Эрнан.

— Идиот, — простонал сквозь зубы Кагечи Ро.

Как самая разумная из нас, Лиора только крепко зажмурилась на секунд и, кажется, мысленно обратилась к миру с прочувствованной просьбой.

Тейт встал к переднему краю платформы, едва не вываливаясь за границы защитного пузыря. Воздух вокруг нас тут же уплотнился, обнимая невидимой подушкой — и хорошо, потому что ускорение на старте будет неслабое, мягкая фиксация позвоночника и конечностей не повредит. Пространство точно напряглось; Эрнан ничего особенного, кажется, не ощущал, но маги Лагона — очень чётко.

И, что удивительно, я тоже.

Волосы у рыжего на затылке топорщились так, словно к солнцу тянулись, как трава. В какой-то момент почудились даже капли перламутровой росы, дрожащие и исходящие на марево, но почти сразу стало ясно, что это пламя. Внезапно оно, как живое, тронулось с места и плавно потекло к протянутой вперёд руке, словно в спину ему дул сильный ветер, а потом — сорвалось с кончиков пальцев, к гаюсу.

Уши заложило от низкого гула.

Мне уже приходилось видеть, как по слоям выгорает камень, но то, что творилось сейчас, было страшнее, быстрее и яростней. Гаюс, пропитанный смертью, как брошенная в раковину губка — водой, сопротивлялся давлению; не сгорал — истончался, делался почти двумерным, словно был не физическим объектом, а некой силой, которую иная сила, более мощная, выдавливала за пределы мира. Гниловатый запах мертвенного моря сменялся обжигающей свежестью, не стерильной, но будто бы первозданной.

А затем волна пламени докатилась до границы гаюса — и прорвала её, жадно впиваясь в камни, вгрызаясь в них, вылизывая до зеркальной гладкости…

— Сейчас! — крикнул Тейт. По виску у него скатилась капля пота.

Полтора десятка моделек спустя, я представляла задачу так чётко, словно она была выжжена у меня в подкорке. Труба даже не развернулась — возникла целиком, уселась, как влитая, в желобе. Стоило пузырю качнуться к ней — и его втянуло внутрь с чпоканьем, точно мячик-желе, всё тело вдавило в невидимую подушку — и головы не повернуть, желудок скрутило.

…треть пути.

Трубу наискосок прострелили ловчие нити — наискосок, на опережение, будто гаюс обладал если не сознанием, то рефлексами. Охнуло-дохнуло бесцветное пламя; нас обдало жаром, и Соул вскрикнул.

…половина.

Выжженный проём сузился вдвое. Два чавкающих, влажных синих горба стремились друг к другу — чудовищный великан смыкал полные ноздреватые губы, ужасающе медленно и слишком быстро в то же время. От Маронга потянуло болью, и меня опять швырнуло в "подушку безопасности" — платформа рванула быстрей.

…последние метры мы проскочили чудом.

Вывернув шею, я успела разглядеть, как, сжирая трубу, стискиваются, вминаются друг в друга синие горбы, обращаясь в монолит. Вслед нам выстрелили нити — и бессильно опали. Пузырь со свистом вылетел из трубы, взмыл над грядой; отсюда долина выглядела отталкивающей — гаюс, прикрытый шапкой бурой мути.

Резко стало холоднее, градусов на десять.

А впереди расстилалось бесконечное, серо-голубое; сверху — сплошные облака с редкими просветами чистого неба, снизу — мелкая, почти неразличимая с высоты рябь волн, белые росчерки пены, ещё дальше — скрытые в тумане острова. Оранжевый пляж выглядел неправдоподобно узким и ярким; буйные тропические заросли вились вдоль него, забираясь на склоны, однако быстро истощали свои силы, вырождались до редких зелёных пятен среди скал.

— Я забыл сказать! — крикнул Тейт, не оборачиваясь. — Этот путь — короткий!

Маронг вдруг как-то по-особенному всхлипнул — и обмяк.

Пузырь ещё несколько секунд пролетел по инерции, а затем стал неумолимо заваливаться, распадаясь на куски. Платформа под ногами просуществовала дольше, но ненамного. Исчезла опора — и мы начали падать.

Сердце точно пополам перекрутилось и рванулось к горлу.

"…ну что ты привязалась к конкретным моделям?"

Пульс колотился под веками.

"…мы не создаём — мы приглашаем быть".

Тело точно и не весило ничего; океан летел навстречу.

"…показали в детстве кирпичную стенку — значит, строим стенки. Неужели нельзя просто изменить среду вокруг себя?"

Вот оно.

Среда. Среда, в которой невозможно рухнуть и разбиться.