…мы выскочили под дождь — мелкий, ледяной, перемешанный с золотом заката. Небо оказалось ясным, хрустальным; оно куполом обнимало широкую зелёную долину, расчерченную неровными арками радуг. Из пышных зарослей взмывали ажурные стелы, похожие на каменные фонтаны; спиралями и петлями извивались белые лестницы, ведущие в никуда — лишившиеся части пролётов, обглоданные временем, они парили над землёй, вопреки законам физики. Мосты, точно сплетённые из алых металлических нитей, протягивались в пустоте, без всякой опоры, и только кое-где высились ещё остовы чёрных башен.
— Это не дождь, — удивлённо выдохнул Соул и — невиданная для Лагона беспечность — лизнул собственную ладонь, пробуя брызги на вкус. — Это водопады.
— Ручьи, — тихо поправил его Тейт, не оборачиваясь. Мокрые волосы потемнели до цвета спекшейся крови и облепили его шею. — Обычные ручьи, только они здесь текут по воздуху. Старый город, Трикси, очень-очень старый, он, наверное, ещё до гор был здесь, — обратился он ко мне доверительно, точно мы стояли одни. — Я тебе давно хотел его показать.
— Спа… спасибо.
Это дурацкое слово не выдавало и сотой доли моих чувств, но он должен был понять — кто, если не он, в конце концов.
— Почему я никогда не слышал о таком месте? — Соул медленно провёл ладонями по лицу, словно умываясь.
Глаза он закрыть не смог, жадно впитывая красоту, даже сквозь решётку пальцев.
— Так мало кто знает. — Рыжий сладко потянулся, заведя руки за голову. — Дорога сюда, сам видишь, не особо приятная, сунется только полный придурок. Ну, или человек, который думает, что он того, бессмертный. Мне это место показал Ингиза. После… ну, всего, я потом сюда ни разу не совался.
Он говорил расслабленно, словно примирившись с прошлым, но распахнутая настежь бездна в его разуме дышала мраком; другое дело, что Тейт теперь, кажется, сам её совсем не боялся.
— А почему передумал? — спросила я.
— Да так, — дёрнул плечом Тейт. — Пришло вот в голову, что он мог вообще не успеть меня сюда привести. На сто дней позже — и всё, привет, кто же знал, что дальше случится. И как-то тупо будет, если я тоже никому не покажу, и оно потом останется, ну… забытое.
Солнце коснулось горизонта, и часть радуг окрасилась в алое.
Мне стало трудно дышать; лёгкие точно окаменели от дурных предчувствий.
— Пойду… присяду, что ли. Устала.
— Ага, — откликнулся Тейт, залитый красным светом. — Тут один недостаток, мокрища страшная. Везде вода, так что для лагеря нужно делать навес и всё под ним сушить.
— Я помогу, — с охотой откликнулся Соул.
…Купол у меня держался отменно. Никто ничего не заподозрил, кроме, возможно, Эрнана, но ему самому приходилось несладко — непосильные физические нагрузки, нервное напряжение, переизбыток новых впечатлений. Какой бы крепкой ни была психика, ресурс адаптивности не бесконечен.
"Я не знаю будущего, потому что будущего нет. Сделай такое, какое мне понравится", — всплыл вдруг из подсознания певучий голос Лао.
Губы свело улыбкой.
О, да. Спасибо за напоминание. Я сделаю — и себе по вкусу, и тебе, и Тейту, и всем хорошим людям, а нехорошие пусть катятся к шраху, с дурными предчувствиями вместе.
В долине древнего города мы задержались на несколько дней.
Сначала от усталости слёг Эрнан. Кагечи Ро с любезным предложением помощи он к себе не подпустил, мягко, но непреклонно. Соул неожиданно поддержал идею небольшой передышки и принялся с энтузиазмом обследовать развалины. Разыскал какой-то свиток на неизвестном языке — и, кажется, тихо помешался от счастья. Лиора с Маронгом устроили себе медовый месяц в миниатюре, который я им, правда, немного испортила. Мне был знаком только один способ унять повышенную тревожность — усиленные тренировки или учёба, а в одиночку с этим не клеилось.
— В общем-то, Шаа-кан и просил последить, чтобы ты себя не запускала, — ответил Маронг на мою осторожную просьбу, виновато косясь на Лиору, которая старательно делала вид, что вовсе не хочет сгрести его в охапку и откочевать на другой край долины. — Да и мне это будет полезно.
Так к ежедневной рутине добавились ещё и занятия, с утра и до обеда.
Вообще в последнее время я откровенно гордилась своими достижениями. Овеществлять нечто из ничего у меня получалось всё лучше, даже сложные творения держались уже втрое дольше прежнего. Созданная для шраха подружка, чернобурая, кокетливая, с тремя длиннющими хвостами, обвела заинтересованным взглядом лагерь — и принялась носиться как угорелая. Исчезла потом, конечно, судя по фонтану белых искр в зарослях, но пару минут веселья всем обеспечила.
Но всё это было развитием уже достигнутого; взять новую высоту никак не выходило.
Одежда промокала от воплощённой из ничто воды, так же, как от обычной, но стоило иллюзии развеяться — и ткань мгновенно высыхала. Воплотить механизм сложнее колеса на оси казалось нереальным: детали заедали, шестерни не прокручивались. Образ человека или айра оставался именно образом: звучащим, движущимся, даже пахнущим, но не более того. Как многомерное изображение, эдакое кино в реальности.