Моя рыжая проблема 1-2

Мне снился родной мир. Сияющие хрустальные спирали небоскрёбов, которые пронзали ночное небо над городами; кофейни, выдыхающие кофейный и ванильный пар в осенний воздух; цепочки фонарей, оранжевых и розовых, как ожерелья из янтаря; парк, где на бортике у поющего фонтана парочки назначают свидания, где так приятно греть зябнущие руки о бумажный стаканчик с горячим шоколадом и вглядываться в редеющий перед рассветом сумрак…

Мне снился дом за городом, на берегу озера, и заросли элирий у воды — сейчас высохших, пергаментно шелестящих, с чёрными коробочками семян; и дом с огромной террасой; мягкий свет на мансарде, раскрытое окно, полы синего халата, кувшин с подогретым горчащим вином, открытая коробка шоколадных конфет…

Я улыбнулась во сне, потому что знала только одного человека с такими странными вкусами.

"Дядя Эрнан!" — окликнула я его. Он вздрогнул, едва не выронил кружку с вином, а потом… потом я проснулась с совершенно ясной головой.

Уже рассвело, окончательно и бесповоротно. За окном раздавались вопли сбрендившего айра. Я приподнялась, сбрасывая с себя лишний груз — подушку, четыре покрывала, щупальце Оро-Ича — и застыла на половине движения.

Дядя Эрнан был здесь, в Лагоне. Живой, настоящий, в любимом ярко-синем халате с птицами и в бандане. Светлые волосы торчали дыбом, как после удара током. Кружка в правой руке наклонилась, и вино закапало на пол.

— Рассуждай логически, — пробормотал Эрнан и беспомощно моргнул. — Действуй рационально. Ожидай худшего.

"И только не паникуй", — продолжила я мысленно.

М-да, сейчас знаменитый дядин афоризм звучал, скорее, как самоуспокоение… а предназначался ли он вообще изначально для посторонних ушей, интересно?

— Как чувствовала, что этим всё кончится, — вырвалось у меня. — Привет, дядя. Добро пожаловать в Лагон.

Оро-Ич распрямился во весь свой немалый рост, развернул щупальца — шесть штук, я специально пересчитала — и пропел:

— Здравствуй, новая добыча!

Лицо у Эрнана стало задумчивым. Он покосился на свою кружку, затем осушил её в три глотка, потом решительно шагнул ко мне — и вложил в мою руку что-то тёплое и липкое.

Шоколадная конфета.

— Кажется, я это проспорил тебе, Трикси, — сказал он проникновенным голосом. — Кто-нибудь объяснит мне, что происходит?

Когда-то выражение лица у мастера Оро-Ича казалось непроницаемым, точно у древнего идола. Но сейчас я более чем ясно понимала, что, во-первых, он объяснит; во-вторых, объяснение доставит ему массу удовольствия; в-третьих, оно не понравится ни Эрнану, ни мне.

А я, похоже, совершила классическую сделку по неведению и продала собственного дядю улыбчивому инкубу в синей чешуе.

Глава 37. Простые удовольствия мастера лагона

Легче всего эти узы связывают детей — или монстров,

причём дети в процессе могут снести полмира.

Монстры, как правило, аккуратнее.

(Из свитка "Загадки Лагона")

Несколько секунд мы просто смотрели друг на друга — искоса, исподтишка. А затем я ощутила, как из глубин сознания поднимается неудержимое чувство, бурлящее, как игристое вино… и позволила ему себя захлестнуть.

Но не до конца.

Мир послушно раздвоился. И пока "внешняя Трикси" всхлипывала, давясь безвкусной шоколадной конфетой, и висела на шее у новообретённого родственника, "внутренняя" аккуратно компоновала информацию по традициям и обычаям Лагона, формировала досье на все относительно значимые персоналии — и тихонько сливала её по замаскированному каналу. Эрнан жадно впитывал новые сведения, не забывая гладить меня по голове и шептать что-то успокоительное.

Разумеется, долго это не продлилось.

— Довольно, — нежно пропел Оро-Ич, оттаскивая нас щупальцами друг от друга. Я поспешно вытерла перемазанные шоколадом губы и замерла в ожидании: отругает, посмеётся, выставит вон? — Мне угодно, чтобы мой гость пока оставался чистым листом, Трикси Бланш. Наблюдать, как медленно рассеивается чужое неведение — особое удовольствие.

Мне пришлось всё-таки присесть — самоконтроль самоконтролем, но потрясение оказалось слишком сильным. Да уж, давно не случалось таких ошеломляющих пробуждений…

— Но я не могла не помочь… Или хотя бы не попытаться. Боюсь, у нас разные представления об удовольствиях, — призналась я, опустив голову.

Руки немного дрожали.

— Тем интереснее, — усмехнулся мастер Лагона. Синее щупальце скользнуло мне по спине, потом царапнуло чешуёй шею и плечо; накатил чувственный дурман, и я слегка ослабила эмпатические и биокинетические тиски, поддаваясь иррациональному очарованию инкуба — всё лучше, чем невротическая дрожь и клацающие зубы. — Улыбнись, Трикси. В нашу первую встречу ты боялась гораздо меньше.

Я прикусила язык, чтоб не ляпнуть что-нибудь весьма неуважительное.

Меньше… Естественно. Во-первых, страх за близких людей — всегда сильнее. Во-вторых, невежество порождает отвагу.