Моя подруга - месть

– Ну что же! – пожал он плечами. – Как говорится, втащил осла на минарет – так теперь научи его кричать: «Аллах акбар!» Что применительно к русскому менталитету может означать: назвался груздем – полезай в кузов. Я уже слишком далеко зашел, чтобы все прекратить, а поэтому, как бы мне ни хотелось оставить тебя в покое, я просто не могу этого сделать. Поняла?

Марьяна почему-то опять кивнула.

– А раз так – пошли.

…Сад оказался велик и, очевидно, стар: деревья смыкались кронами, под ними вздымались огромные кусты роз. Было влажно, душно, и чем дальше тащил Рэнд Марьяну, тем уже становилась тропинка, тем ниже нависали кроны, тем большая сырость воцарялась вокруг. Постепенно аромат роз угас. Воздух застаивался здесь, как в старом погребе. Сбоку тускло блеснула вода, и Рэнд свернул к бассейну. Деревья с темно-зеленой глянцевитой листвой вздымались прямо из водоема, берега были не бетонированными, а выложенными камнем.

Рэнд остановился, прислушался – и поднял руку, словно призывая Марьяну к тишине. Впрочем, и без того было достаточно тихо. Ни ветерка – листва не шелохнется, слышен только странный гортанный звук, напоминающий кваканье старой лягушки.

– Смотри, – шепнул Рэнд, наклоняясь к воде и подтягивая Марьяну поближе.

Зашипев от боли, она опустилась на колени и уставилась на черную неподвижную воду… И резко, с криком отпрянула, когда глянцевитая поверхность вдруг с шумом разошлась и из нее, словно прямиком из преисподней, высунулась шишковатая голова чудовища. Приоткрылась пасть… Марьяна зажмурилась.

– Да брось! – укоризненно проговорил Рэнд. – Это же совсем ребенок. Вроде нашего инфанта. Глупенький несмышленыш, иначе бы не попался сюда в числе трех или четырех других. Я, конечно, их не очень хорошо отличаю, но среди них есть и мой. Я собственноручно ставил на него наживку. Это, знаешь ли, штука вроде русского перемета, только наживка, конечно, побольше. Курица, например. Крокодилы, как и акулы, хватают все подряд, все, что трепыхается, и поэтому поймать их на крючок сравнительно легко. Мой приятель – тот, что владеет этим участком и виллой, – приучил меня к такой охоте. Он обожает бифштексы из крокодильего мяса.

Словно разгневавшись, крокодил звучно щелкнул челюстями. Из воды тотчас высунулась еще одна длинная голова, потом другая…

Марьяну затрясло, а Рэнд, похоже, наслаждался охватившим ее ужасом и все ниже пригибался к воде, увлекая ее за собой.

– Один, два, три… – считал он, тыча пальцем, как школьник на уроке. – А где же еще один? Неужели его уже скушали? На мой взгляд, мясо жестковато, вроде старой говядины, однако некоторым очень нравится. Чем крокодил моложе, тем, естественно, мясо нежнее. Правда, в пищу идет только хвост, поэтому от громадной туши набирается от силы килограммов двадцать, а из этих детенышей – гораздо меньше. Эй, эй! – Рэнд посвистел, и головы тварей, точно по команде, обратились к нему. – Видишь, они уже привыкли, что свист – это пища! – обрадовался Рэнд.

Марьяна рванулась так, что Рэнд не удержался на корточках и завалился на бок. Однако руку Марьяны он не выпустил и тотчас же вскочил.

– Зря! – усмехнулся он. – А если бы мы оба сорвались в бассейн? Думаю, я бы выскочить успел, а вот насчет тебя – не знаю… Эти твари хоть и дети, но ушлые – спасу нет. Я же говорю – хватают все, что дергается. Так что если бы я тебя и вытащил, то изрядно обглоданной. Тогда тебя оставалось бы только пристрелить…

– Чтоб не мучилась, – глухо выдохнула Марьяна, глядя в его лицо, казавшееся в блеклом лунном свете почти нечеловеческим.

Чего он хочет? Зачем эти словесные пытки? Или просто развлекается? А может, хочет приготовить к той участи, которая ее ждет, если…

Если что? Если она не откроет Рэнду того, о чем и так ему известно?

Но ведь это идиотизм какой-то. Зачем, зачем это пустое сотрясение воздуха?!

А если и правда – идиотизм?..

Что, если Рэнд – просто психопат, у которого от удачного завершения дела случился сдвиг по фазе, и он даже позабыл на радостях, что Виктор уже убит, один из охранников – тоже, а второй – в плену? Что, если Рэнд сейчас отдаст приказ пытать Марьяну, опуская ее к крокодилам?

Недаром еще тогда, на допросе Надежды, Рэнд вел себя странно. Этот наряд арабского шейха, эта грубость, вылившаяся в звериную жестокость…

Да он безумен, безумен! Она в руках безумца!

Как образумить его? Напомнить, что все уже сделано, что нынче вечером в ворота въехал «Патрол», из которого… Может быть, Рэнд все вспомнит и оставит ее в покое?

Ну да… Это напоминание всего-навсего будет означать, что Марьяна все видела. И что тогда сотворит с ней Рэнд, в дела которого она осмелилась сунуть нос?

О Господи, и так плохо – и этак ужасно. Если бы хоть эти мерзости зубастые не пялились из воды, словно в ожидании, словно говорили: мол, как ни крути, Марьяна, а попадешь к нам.

Рэнд дернул ее за руку:

– Ну?!