Моя подруга - месть

Та повиновалась: колени до боли затекли, Марьяна едва не охнула. Села, схватившись за подлокотники, и, хоть пыталась отвести глаза, не могла удержаться – с жадным любопытством уставилась на Ларису, изнемогая от желания бросить ей в лицо свои подозрения – и боясь… боясь не столько даже Ларисы или ее реакции – а она могла оказаться совершенно непредсказуемой, – сколько собственных размышлений, которые завели ее слишком далеко… похоже, вообще на край пропасти, в которой клубилась тьма.

Что касается непредсказуемости Ларисы, в этом она не ошиблась. Та вдруг подалась вперед и голосом, дрожащим от смеха, произнесла:

– Ох, Маряша, ты так смотришь, будто умираешь, до чего хочешь спросить: нет ли у меня рыжей дубленки?

Да… это была хорошая оплеуха! Марьяна даже отпрянула, невольно вжавшись в спинку кресла.

– Язык мой – враг мой, – кивнула Лариса. – Я не сомневалась, что ты меня рано или поздно узнаешь – или по голосу, или по манере говорить. Tы ведь жутко ненаблюдательная, зато словесное чутье отличное, как у всякого филолога. Правда, чем дальше, тем больше я расслаблялась. Похоже было, что после того потрясения ты вообще ничего не хочешь вспоминать. Я даже думала, что зря рассталась с любимой дубленочкой. Виктор и то заметил, что я вдруг перестала ее носить. У меня их было шесть… и восемь шубок, а я таскала все время ту, рыжую, уже второй год. Просто чудо, что я оказалась не в ней, когда Виктор нас познакомил. Вот была бы хохма! Пришлось отвезти мою любимицу на свалку. Понимаешь, продать я ее не могла: нестерпимо было, что в ней кто-то станет красоваться… И оставить было нельзя: такие завистливые малявки, как ты, обожают лазить по гардеробам своих хозяек в их отсутствие и примерять туалеты, которых им в жизни никогда не носить! И не вылупливай глазыньки, не зли меня еще больше! – в раздражении махнула рукой. – Достаточно, что ты меня лишила моей дубленочки, рыжей, будто лисичка!

– Золотая Лисичка, – наконец не выдержала Марьяна. – Золотая Лисичка Лариса… Ну, теперь твоя трехлитровая баночка наполнилась доверху золотишком? Или эти баночки в рядок под кроватью стоят, как соленья у запасливой хозяйки? Закатаны машинкой или просто полиэтиленовыми крышечками закрыты?

Лариса напряженно смотрела на нее, а потом медленно покачала головой:

– Ай да Гертруда! А ведь не нами сказано: не пей вина, Гертруда, то есть не лезь ты, убогая, не в свое дело! Откуда, скажи на милость, ты про Золотую Лисичку знаешь? Борис тебе сказать вряд ли мог: он ведь из психушки к тебе не вернулся. Что ему с тобой делать, с рыбой замороженной, после того кайфа, которого он с моими девочками словил?.. Откуда же ты знаешь?

«Кайф? – невольно усмехнулась Марьяна. – Попалась бы ты ему сейчас – уж он показал бы тебе кайф!»

Может быть, следовало предупредить Ларису – и потешить себя, увидев, как слиняла бы с ее лица эта оскорбительная, исполненная чувства превосходства усмешка. Но Марьяна поглядела на черные подглазья, на красно-синее пятно на длинной, изящной шее, на четко отпечатавшиеся следы мужских пальцев выше колен Ларисы – и, с внезапно пробудившейся жалостью, сказала только половину правды:

– Мне про Золотую Лисичку Алка Романова рассказывала еще года три назад. Я тогда искала работу, и она, по доброте душевной, предложила мне пойти к Золотой Лисичке фотографом.

– A ты что – фотограф? – немало озадачилась Лариса.

Марьяна же невольно усмехнулась:

– Ну уж на том уровне, который был нужен для твоих дел, пожалуй, смогла бы на кнопочку нажимать.

– Не скажи-и, – протянула Лариса не без обиды. – Там требовался высокий уровень: ведь мое лицо ни в коем случае не должно было попасть в кадр, а вот мужчинку следовало показать во всей красе… А зря ты отказалась! – вдруг тряхнула она головой. – Может быть, я бы тебя и взяла. Все-таки, в какой-то степени, не совсем чужие: дети нашей родной партийной системы. Да, зря отказалась! И научилась бы кое-чему, а то, похоже, нашего Борика постель с тобой не больно-то радовала. И деньжат зашибла бы: я со своими девочками делилась по законам социалистического общежития и высшей справедливости. И была бы ты сейчас вполне обеспеченной, и не пришлось бы идти внаймы, а значит, не притащилась бы с нами в Каир, не сидела бы здесь, ожидая смерти… А впрочем, что толку рассуждать? Такая судьба у тебя, а от судьбы ведь не уйдешь!

Голос Ларисы внезапно упал, она прикусила губу.

– Ты веришь в судьбу? – недоверчиво спросила Марьяна.

– Только в нее и верю, – пристально глядя ей в глаза, ответила Лариса. – Каждому воздается по заслугам.

И обе вздрогнули при звуке внезапно распахнувшейся двери.

На пороге встал Рэнд. За ним высилась могучая фигура охранника.