Моя по умолчанию

– Я не собираюсь спихивать ребенка на нянек. Это во-первых. Во-вторых… Те контракты, которые у меня уже заключены, подписывались, когда я тебя знать не знала.

– Но ты планировала ребенка!

– Да. Которого собиралась поднимать в одиночку! В одиночку, мать его так. На какие средства я бы, по-твоему, его кормила, одевала, обувала, если бы сидела в декрете? За какие такие шиши? – ее трясет. Трясет так, что подросший животик ходит ходуном. И меня тоже немного колотит на эмоциях. А ведь, если вдуматься, в ее словах есть резон. Так какого черта я сам об этом не подумал и довел ситуацию до кипения?

– Тш… Все. Прекрати. Ну, ты чего так разволновалась? Нельзя ведь. Я не хотел. Не думал, что…

– А надо было думать! – она всхлипывает мне в шею. Накрываю ее темноволосую головку рукой. Целую в макушку. – Я так хочу, чтобы у нас все было хорошо. Так стараюсь, – всхлипывает. – Но от этих проектов я просто не могу отказаться. К тому же их не так много.

– Прости меня. Прости. Не знаю, что на меня нашло. Я просто за тебя безумно переживаю. Я ж не могу без тебя. Совсем. Я без тебя сдыхаю. Ну, что там у тебя за проекты? Когда?

– В апреле.

– У тебя роды в конце марта, Даная!

– Ничего. Я же все просчитала. И в контракте отдельно оговорено, что на съёмочной площадке мне нужны условия для ребенка. Часы кормления… Я собираюсь грудью кормить. Щадящий график. Чтобы я и погулять с ним могла. И спать уложи-и-ить. Я буду хорошей мамой!

– Я знаю. Знаю. Ну, все, не плачь. Что ж мы все не сойдемся, а? Что ж мы такие глупые? Умные, но глупые. Девочка моя…

Снимаю губами слезы с ее ресниц. Кормить она, значит, будет. Трусь лицом о шею. Целую, куда придется. Щеки, нос, веки. Моя… Никому не отдам.

– Жор…

– М-м-м?

– А это правда?

– Что?

– Ты правда меня любишь?

– Конечно. А как же иначе?

– Не знаю. Но ты никогда мне этого не говорил. Сегодня, вот, впервые. Я даже не знаю, как к этому относиться.

– Как к признанию в любви.

– Которое прозвучало сразу после угрозы отобрать у меня ребенка? – с губ Данаи слетает влажный невеселый смешок.

– Ты же понимаешь, что это все от бессилия?

– А то, что тебя дома никогда нет? Это от чего?

– От того, что отец втянул меня в один крупный проект, – вздыхаю. – Очень геморный, но и денежный очень. Если выгорит – наша компания станет крупнейшим игроком на рынке. Старый лис, оказывается, все это время держал нос по ветру.

– Так вот почему он вернулся?

– Угу. Но давай не будем о нем. Лучше вернемся к… на чем мы там закончили?

– До того, как начали опять ругаться? – грустно усмехается Даная. – Я просила тебя отозвать охрану.

– Это невозможно.

– Их постоянное присутствие за спиной пугает меня до ужаса. Я как чертов параноик, вздрагиваю от каждого шороха.

– Тебя пугает охрана или осознание исходящей извне угрозы?

– Я не знаю. Одно понятно – я не могу сосредоточиться на работе, когда они ходят за мною следом.

– Но ты можешь потерпеть? Ради моего спокойствия? Я обещаю отозвать ребят, как только удостоверюсь, что тебе ничего не угрожает, – с жадностью вглядываюсь в ее глаза. Давлю. Нагнетаю. – Пожалуйста…

– Ладно. Извини, что добавила тебе беспокойства. Я просто… ну, не могу я иначе, понимаешь? У меня за всех этих несчастных болит душа.

Парадокс. Но ведь именно это неравнодушие и делает Данаю той женщиной, которую я люблю. Которой безмерно восхищаюсь и которой горжусь. Ну, по крайней мере, тогда, когда она не взрывает мне мозг.

– Просто береги себя. Я… – в горле пересыхает. – Я ж не от нехер делать поставил всю СБ на уши. Я…

– Что?

– Я просто не могу тебя потерять. – Черт с ним, что уж скрывать? Веду приоткрытым ртом по ее скуле, жадно вдыхаю аромат ее тела, по которому за прошедшую пару недель дико изголодался.

– Жора… – сипит.

– Можно еще? Пожалуйста, скажи, что еще можно! – настойчиво тяну вниз бретельки сорочки, спускаю лиф.

– Можно. Почему нет? Я здоровая сильная женщина.

– На восьмом месяце.

– Если тебя это не отталкивает…

– Шутишь? – наклоняю голову, вбираю сосок в рот. Какие же мы глупые! Почему не поговорили раньше? Зачем бодались? Что друг другу доказывали? Чего я добивался? Ведь, как бы ни было, я уже без нее не смогу. И все тут. Она мне под кожу влезла, проникла в кровь. В голове наваждением поселилась.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Укладываю руки на живот. В ней мое продолжение, и осознание этого пробуждает какую-то животную дикость. Совершенно теперь лишнюю. Тут бы осторожно. Щадя… А мне по-другому хочется. Так хочется, что с ума сойти.

– Жорка… Жорочка, – каким-то образом Даная перехватывает инициативу. Подталкивает меня к кровати. Опускаюсь на свежие простыни. Нависает сверху. Ловлю губами вершинку. Еще более темную, чем запомнилась. Она меняется каждый день. А я пропустил… Сколько? Неделю? Наверное. И правда, ведь с этим проектом, в который меня втянул отец, не продохнуть. И ставки такие, что… Даная спускается вниз по шее, по груди, к бедрам. И тут уж становится совсем не до мыслей о всяких проектах. Я прикусываю щеку, приподнимаюсь на локтях.

– Даная… Что ты… Аргх…