Читаем Моя первая любовь полностью

— Угу, — отвечаю.

— У тебя жилья собственного нет, — говорит.

— Угу, — отвечаю.

— Это — минус, — говорит.

— Угу, — отвечаю.

— Что ж ты дальше себе думаешь делать? — спрашивает.

— Жить да не тужить, — отвечаю.

— Хм, — говорит, — так любой дурак может — жить и не тужить. Конечно, чего дураку тужить — забот никаких нету…

— Ну да, — говорю.

Это что касается папаши.

Брат Лены Сережа — также крайне неприятное существо. Организм. Человеком его назвать язык не поворачивается.

Они с отцом по вечерам дудлят бутылочную кислятину и болеют не за киевское «Динамо», вы только представьте… а болеют они за «Шахтер»! После того как я узнал, что они болеют за это недоразумение — еще больше их возненавидел.

Ростом Сережа вышел два метра, долбаная шпала, раньше он много занимался боксом и выиграл какой-то там чемпионат среди деревенщин в Деревень-Тауне, и дали ему статуэтку и диплом, он этой победой очень гордится. И еще, что больше всего в нем раздражает: иногда он начинает у тебя перед лицом кулаками махать, и подныривает под тебя, и подначивает, и показывает, как бы он тебе в подбородок заехал, и в бровь, и в ухо… Понимаете, распространенная болезнь у боксеров — кулаками махать.

Ага, и еще, когда Сережа перед лицом твоим кулаками машет, на его губах играет улыбка маньяка, улыбка форменного садиста, глаза его телячьи наполняются животной жаждой убийства.

Сережа работает охранником и водителем в Службе безопасности, мелкая сошка возит какую-то шишку. Получает сущие копейки. Строит он из себя агента ФБР с высоким кодом доступа при оранжевом уровне угрозы.

Все про всех знает.

И про президентов, и про террористов, но в итоге знания его сводятся вот к чему:

— Хорошо быть гражданским, живешь себе, цветочки собираешь, а родину кто защищать будет? Вон, наши ребята, сколько их на Востоке гибнет!

Слава богу, Леночка не поддерживала разговор про все эти политические штучки.

Сережи и дяди Коли хватило бы вам с головой, поверьте.

Однако у Лены была еще толстая жабоподобная мамаша, которая постоянно пукала и отрыгивала. Она ходила в грязном халате, на голове ее топорщились волосы, будто она только что чудесным образом пережила казнь электричеством. Вот уж сумасшедшая, тетя Вера ее звали, она ела много хлеба, обожала макароны и прочие мучные греховности.

Глаза ее вращались, а мимика лица была такой необычной, издерганной, я побаивался заводить с ней разговор и смотреть в ее сторону.

Было такое впечатление, что она вот-вот нож достанет и в горло тебе его всадит по самую рукоять.

А потом скажет:

— Ой, извините, кажется, я ошиблась номером!

И еще к ним наведывались родственники подобного толка, я же сидел с ними, потому что Леночка сидела, ей строго-настрого запрещалось пропускать семейные посиделки, и дома позже девяти запрещалось показываться, и много чего другого ей запрещалось.

Сидишь — чувствуешь себя не в своей тарелке. Люди тебе неприятны, и ты людям неприятен. Так пару месяцев терпел я в надежде, что Леночка образумится и начнет ослушиваться родителей.

Напрасно.

4

Мы много времени проводили в городе. Кафе, кинотеатры, долгие пешие прогулки, поездки на велосипедах, и постельные дела наши шли крайне успешно.

Вы поймите, радость жизни была. Все это было.

Однако я знал: ей придется возвращаться. И от мысли этой становилось невыносимо тоскливо.

Она принадлежала не мне, но родителям. Поэтому я волочился следом за ней и так часто навещал ее дома.

Леночка говорила:

— Я тебя люблю.

— Спасибо, — отвечал я. — Любовь — это хорошее чувство, светлое.

Она обижалась.

— Ты не можешь сказать, что тоже любишь меня?

— Почему не могу?! — возмущался я. — Конечно, могу…

— Тогда скажи: «Я тебя люблю!»

— Хорошо-хорошо, — отвечал я. — Обязательно скажу.

И не говорил. Нет, я не любил ее и водил за нос, обманывал. То ли ее, то ли себя. Черт разберешь.

Что есть любовь? Не знаю. Что-то такое вымышленное, мифическое, из страны единорогов, большого тенниса и вегетарианства.

О любви речи быть не могло.

Леночку я воспринимал как друга.

Друга, с которым приятно проводить время, приятно читать вместе книги, смотреть футбол и ужастики, приятно гулять, приятно ее волосы тайком нюхать, когда она спит.

Приятно держать ее за пятки и за грудь.

Ноги ее любил, понимаете? Шею, подборок, задницу, соски — все это я любил в ней.

А ее не любил.

Что толку?

Возможно, это и к лучшему. Дружить с женщиной намного лучше, чем любить ее и сходить с ума, — так мне казалось раньше, потому что и до Леночки я никого не любил.

Есть люди, которые попросту не умеют любить. Ну хоть ты тресни. Как люди не умеют играть на пианино, кататься на коньках или шевелить ушами. Не умеют, и все тут.

Любовь из этой же области.

Книги, кино и люди нам врали. Мы врали самим себе. Любовь была создана в секретных лабораториях с целью заработать побольше денег на простом обывателе.

С целью отвлечь человека от более важных мыслей про одиночество, сумасшествие и вечность.

Любовь — это такой же ошейник, как пиво, футбол, дурацкое хобби, разведение далматинцев и так далее, и тому подобное.

Просто ошейник мне этот не подходил, и мы расстались.

Перейти на страницу:

Все книги серии Антология современной прозы

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии