Моя первая любовь

Нос немного курнос, а зубы ровные, белые, целые, но не такие, как у барракуды, а как на картинках, в брошюрах Свидетелей Иеговы «Пробудитесь!».

Губы, конечно, алые, как лепестки роз, и пухлые, чуть влажные.

Рот не злой, а такой, чтобы хотелось его целовать при всяком удобном случае. И сама такая, чтобы удобно усаживалась на колени, и колени никогда не болели и не уставали держать ее.

Чтобы пахла всегда весной, когда только-только почки на вербе распускаются и выползают первые божьи коровки.

Вот такая девушка мне нужна, и было бы неплохо, если бы у меня была такая.

А сосед рассказывал Саше, что на свободе будет вкалывать. Он сказал:

— Буду вкалывать. Деньги нужны на то на се. Но сначала стану на учет в мусарне, а потом работать. Много денег надо. Всем должен.

Его сосед любит поговорить и рассказывает про свои гнилые зубы. Он счастливчик — нашел причину своих бед. Он родился возле химического завода.

«Из-за химического завода, — говорит сосед, — я родился без эмали на зубах. Если бы не эта гребаная фабрика, у меня были бы здоровые крепкие зубы. Мне только тридцать два, а рот как у деда».

Сосед рассказывает, что если бы имел здоровые крепкие зубы, то не стал бы принимать наркотики, чтобы заглушить зубную боль и боль разочарований. Девочки его не любили из-за гнилых зубов. Радости живого полноценного секса были ему недоступны, а под кайфом он превращался в красавчика.

«У нас наркоманский район, а все потому, что у всех гнилые зубы».

Его посадили за наркотики и их хранение. До того как попробовать свой первый наркотик, он жил в мире зубной боли и онанизма.

Все разговоры в тюрьме сводились к баблу и бабам. Даже когда речь шла о свободе, то речь шла о деньгах. Значит, они будут использовать свободу, чтобы зашибать деньгу. Свобода — деньги. Деньги — свобода. Не деньги ради свободы, а свобода ради денег.

А Саша точно знал, что будет делать на свободе. Ничего.

Конечно, в первую очередь он станет на учет. Но он станет на учет в последнюю очередь. Надо в течение трех дней. Вот через три дня и станет. А сперва — поест. Потом поспит, пока не выспится. Потом выйдет на улицу и пойдет, куда глаза глядят. Снег, дождь — не важно. Пойдет, и все. Лучше, конечно, летом, но и зимой неплохо.

Никакого общественного транспорта и частных машин. Никаких замкнутых пространств, наполненных людьми. Люди — хуже свиней и волков, когда их много в одном месте и им некуда деться. Только пешком, только куда глаза глядят, как в сказках. Посмотрели они туда — туда и пойдет. Ни о чем не думая, чтобы мысли в голове не плодить. Ходить ногами. Устал — сел, отдохнул. Проголодался — сел, отдохнул. Или поел, если есть, что поесть.

Дышать, не спешить и не бояться опоздать. Плохое — позади, впереди только свобода. Какая работа? Какие деньги? Саша — тунеядец. Ходить пешком. Гулять, спать, есть, дышать и гладить животных по спинам и головам. А через три дня пойдет целенаправленно и станет на учет. Даст инспектору коньяк и денежку, чтобы не тревожил, и пойдет. Увидит девку красивую и пойдет за ней. Не знакомиться, нет. Просто пойдет смотреть, как она ходит, как выпячивает икры, ягодицы, шевелит бедрами. На все посмотрит. Потом увидит другую и за ней пойдет. Так и будет ходить зигзагами, не разговаривая, не общаясь, не напрягаясь, выдумывая козни, как затащить девок в постель. Пусть идут своей дорогой. А Саша своей пойдет.

Саша освободился, и его мечта сбылась.

Лагерные ворота со скрежетом отъезжают, как двери грузового лифта, но не полностью, а ровно настолько, насколько хватает протиснуться сквозь щель. Саша худой, ему хватает. Ни баула, ни вещмешка. Саша налегке. Как сел, так и вышел. Все оставил в тюрьме. На свободу с чистой совестью — нечего таскать прошлое за собой.

Саша не спешит, автобус отходит через полчаса. Он стоит, нюхает воздух, смотрит в небо. В небе каркают вороны и собираются в стаю.

На крыльцо КПП выходит дежурный. Он пузат и мордат.

— Что, Саша, доволен собой? Что теперь? Работать будешь?

Саша не оборачивается (слишком много чести оборачиваться).

— Не знаю пока. Может, священником.

— Что-то до хрена вас здесь верующих развелось.

Дежурный достает пачку сигарет, пачка пуста. Косится на Сашу.

— Курить есть?

Саша достает полную, непочатую пачку сигарет, мнет ее, рвет и бросает в лужу.

— Бросил.

Мент бурчит и прячется в будке.

Солнце пробивается сквозь тучи. Саша жмурится от солнца. Он щурится, а со стороны кажется, будто улыбается.