Моя палата

   – Я прагматик, Тома. Я много учился, я учил биологию. Смерть одного индивидуума ничего не меняет. Даже смерть целого вида ничего не меняет. Только освобождает место для следующих видов.

   – А что же тогда важно?

   – Ничего не важно. Это все пыль. Но если уж ты живешь, то тогда твоя личность важна. Твои знания, твои чувства, твои действия и близкие тебе люди. Но это самообман. На Земле обитали миллиарды видов. И миллиарды представителей нашего вида.

   – Ты грустные вещи говоришь, и в то же время все логично.

   – Я не против окунуться в иллюзию того, что моя жизнь имеет какую-то ценность. Но эти данные должны быть подтверждены кем-то еще. Как в суде. Тем, кому важно, чтобы я был рядом, а не просто где-то жил. Только тогда это имеет смысл.

   – А как же дети? Они не важны? – Тома не хотела подвергать свои жизненные ориентиры сомнениям.

   – С точки зрения инстинктов очень важны. Но я не знаю. Я не думал о них никогда.

   – Возьмешь меня крестной?

   Степан ответил ей широкой улыбкой.

   – Ты бледнее стал... – Тома грустно опустила уголки губ вниз.

   – У меня голова кружилась, но уже все в порядке, прошло.

   – Такое может быть от этих витаминов. О!

   Рядом с ними стоял Егор Матвеевич.

   – Позволите? – он показал на свободный стул.

   – Кому, как не вам, Егор! – Тома соблазнительно улыбнулась.

   Егор Матвеевич обошел их стол и присел. В это время Тома подмигнула Степану, озвучивая свою мысль:

   – Еще одна пачка печенья для деток!

   Молодой врач осмотрел своих собеседников и поведал:

   – Был я в нашем отделении. Ничего не сделано. Ни-че-го! – повторил он это слово по слогам.

   – Ты удивлен? – Тома с сарказмом посмотрела на него.

   – Я надеялся... Во всем помещении жутко холодно, кое-где на полу и на стенах иней. В палате Степана стоит сварочный аппарат, какие-то ключи, инструменты, баллон. Но запасного радиатора нет, и ни одной души. Только Нина Демьяновна замерзает на посту.

   – Чего она там делает? Я думала, она ушла давно.

   – Говорит, что будет дежурить до утра. Думает, что Федор Никитович может прийти и проверить.

   – Пф... – Тома вздернула руки вверх. – Он уехал давно. Плюнул на нас и уехал домой, новый год праздновать. У него, видите ли, икра.

   – Проблема в том, что если ночью не запустят тепло, то потом до весны не запустят. Батареи не смогут прогреть, вода в них замерзнет, хоть кипяток заливай. Это надо будет везде ставить обогреватели на сутки минимум, а там проводка того уже... – продолжал Егор Матвеевич.

   – Вот и поработали... – вздохнула Тома.

   – Степан, и охота вам оставаться жить в этих дебрях сюрреализма? Выписались бы? – Егор Матвеевич глянул на своего подопечного.

   – Тут тоже есть жизнь... – промолвил тот.

   – М?

   Тома одернула молодого доктора и поднесла палец к губам. Егор Матвеевич понимающе кивнул и быстро переставил пластинку.

   – Степан, а вот есть у меня такой вопрос. Но не знал, у кого спросить можно. Как вы думаете, Вселенная бесконечна?

   Степан почувствовал, что мышцы его лица уже с непривычки начали болеть из-за улыбок.

   – Знаете, Егор Матвеевич...

   – Можно просто Егор, – перебил его молодой доктор.

   – М-м-м... Егор, в бесконечной Вселенной невозможно быть уникальным. А вот, например, Тома уникальная. Точно вам говорю. Потому, я считаю, что Вселенная имеет границы.

   Тома полными восхищения глазами смотрела на Степана. Затем она толкнула Егора в руку и с выражением, не лишенным гордости, сказала:

   – Понял?

   – Давно понял, Тома, – Егор кивнул. – А я вот еще что хотел спросить. Вы верующий?

   – В отделении, где по ночам правит бал баба Нина, даже линолеум верующий... – грустно ответил Степан.

   – Он у нас прагматик, – дополнила его ответ Тома. – Верит в эволюцию.

   – Я разорвал дипломатические отношения с богом, – поставил точку Степан.

   Егор задумчиво потер щеку.

   – То есть, вы считаете, что он таки есть, просто вы с ним не общаетесь?

   – Я считаю, что наличие жизни свидетельствует против существования бога.

   – Как так? Обычно же наоборот говорят.

   – Ни один бог не создал бы жизнь, чтобы она научилась так его ненавидеть.

   – Вы очень развиты, Степан.

   – Мама говорила "всесторонне недоразвитая личность". Я с ней согласен в этом случае. Я к этому сегодня пришел. Сел и подумал. Было время для размышлений.

   Егор взглянул на Тому.

   – Клянусь, Тамара Васильевна, это самые разительные перемены в состоянии пациента, которые я когда-либо видел. Еще утром Степан едва мог назвать свое имя. Ваша терапия творит чудеса.

   Она наклонилась к нему и шепнула в ухо:

   – Это все любовь!..

   – Ах, вот оно что... – смущенно промямлил Егор.

   Тома продолжила шептать:

   – И мне тоже намного лучше...

   Егор кашлянул. Он смирился с тем, что присутствие Степана их не должно смущать.

   – Как все быстро... – вздохнул он.

   – А мне Степан сегодня сказал, что времени на свидания нету. Времени слишком мало, – доверила Тома молодому врачу секрет.

   Потом она озабоченно повернула голову к двери.

   – Что такое? – спросила она вполголоса у кого-то.

   За спиной Степана стояла Ирина Михайловна и взволнованно жестикулировала.

   Тома встала и вышла к ней.