Моя хирургия. Истории из операционной и не только

Но вот они вымыты и обработаны, и ты входишь в операционную — следом за собственными руками. Они влажно блестят, они подняты вверх — с локтей на пол падают капли, — и они движутся в гулком пространстве операционного зала с высокопарной торжественностью: возможно, так совершается выход августейших особ к почтительным подданным. С пути твоих рук сейчас всякий испуганно посторонится, потому что самое недопустимое, что может произойти, — осквернение стерильных рук нечистым прикосновением.

Твои руки давно привыкли к тому уважению, что им здесь оказывают, и снисходительно-благосклонно принимают участие во всех церемониях. Вот кисти шуршат сквозь еще теплые рукава стерильного халата; вот они ожидают, чуть пошевеливая пальцами, пока сестра завяжет тесемки манжет; а вот уже пальцы ныряют в тугую резину перчаток. И все это время, пока твои руки готовили к предстоящей работе, ты опять глядел на них словно со стороны, со странною смесью удивления, уважения и надежды — и мысленно просил их: «Пожалуйста, не подведите…»

А уж когда началась операция — так руки подавно работают сами собой, не дожидаясь приказов. Причем они работают сами как в рутинные моменты — посушить рану салфеткой или тупфером, пересечь лигатуру, переставить крючки, — так и в моменты неожиданные и, что называется, «стремные»: словно у рук есть свой собственный ум. Если из раны вдруг выпрыгнет струя крови, то руки быстрее, чем ты что-либо сообразил, уже прижимают поврежденный сосуд или защелкивают на нем зажим.

А иногда руки словно сопротивляются, не хотят делать то, чего ты от них требуешь, — например, «тормозят», не желая рассекать ткани в сомнительном месте. И если ты не совсем молод и глуп, ты их послушаешь: руки нередко бывают умней головы. Но они же порой могут быть и смелей головы. Есть пословица, которая сложена будто нарочно для хирургических рук: «Глаза страшатся, а руки делают». Я вспоминал ее на операциях множество раз. Бывает, окажешься ну в таком тупике — хоть бросай инструменты с перчатками в таз и в отчаянии уходи из операционной. Но, к счастью, руки не столь малодушны и не намерены так просто сдаваться. И пока ты предаешься панике или отчаянию, руки продолжают работать. Они что-то пальпируют и продвигаются буквально по миллиметру вглубь тканей, они переставляют крючки и сушат рану, пытаются «войти в слой» или обойти опасное место — и, глядишь, что-то там, в глубине раны, начинает освобождаться и проясняться.

Так что чем хирург старше и опытней, тем он более доверяет рукам. И вот интересно: я много раз замечал, что руки хирурга стареют медленнее, чем он сам. То ли они чаще подвергаются тщательному мытью, которое их освежает, снимая изношенный слой эпидермиса, то ли рукам на операциях достается хорошая порция омолаживающей гимнастики… Но как бы то ни было, руки старых хирургов часто молоды и выразительно-живы: держат ли они сигарету или коньячную рюмку, или задумчиво почесывают лысину, или рассеянно постукивают по столу — или даже грозят тебе, молодому и непутевому, пальцем. И всегда залюбуешься внутренней силой, что заключается в них: словно вся жизнь, вся энергия, воля и ум старика перешли не куда-нибудь — а в его руки.

Сандалии

Что самое характерное в облике классического хирурга? Может, халат? Но его носят не все, не всегда — он не очень удобен при нашей работе, — и поэтому чаще увидишь хирурга в костюме: просторных штанах и рубахе.

Тогда, может быть, шапочка? Да, когда-то она была непременною составляющей хирургического облачения: то накрахмаленно-строгая, в каких важно ходили профессора на обходах, то смятая и съехавшая набекрень на чьей-нибудь хирургической лысине, то даже использованная вместо платка — когда доктор утер ею вспотевший лоб, а затем небрежно сунул в карман. Но сейчас шапочки надевают только в операционных и перевязочных: похоже, к нам перешла вольготная мода американских хирургов ходить по коридорам клиник, гордо неся непокрытую голову с безупречной прической и белозубой улыбкой кинозвезды.

Или облик хирурга связан с классической марлевой маской — той, которая закрывает половину лица, которая так эффектно облегает скулы хирурга, когда он вздыхает, и на которой в конце операции иногда видишь строчку кровавых брызг? Маска, конечно, хирургу к лицу — но, опять-таки, только в перевязочной и операционной. Да и нынешние одноразовые маски жидкого голубоватого цвета очень уж, честно сказать, неудобны: резинки, которыми их зацепляешь за уши, легко рвутся — и такая маска плохо фильтрует дыхание, поэтому очки над ней тут же запотевают.