– Иначе и быть не могло. – Вздохнул я, обнимая ее за плечи. Это последнее нежное прикосновение – все, что у нас осталось, но и оно не могло длиться вечно, поскольку законы мира, в котором мы все еще обитали, гласят, что одно событие непременно должно смениться другим…
– Нам пора возвращаться. – Наконец сказала Афина. – Зачем тянуть? Еще немного, и я узнаю, что чувствуют смертные, когда из их глаз текут слезы, а мне это совсем не интересно… Только не говори Одину, что я проиграла наш с ним спор, ладно?
Я изумленно поднял брови – за кого она меня принимает, хотел бы я знать?!
– Я знаю, что ты не скажешь. Но этого недостаточно. Надо сделать так, чтобы он не догадался. Он ведь довольно проницателен… Мы сможем держать себя так, словно ничего не было?
– Все было так замечательно, что я не слишком-то верю, что это действительно произошло со мной. – Улыбнулся я. – Поэтому мне будет очень легко вести себя так, словно ничего не случилось…
– И мне тоже. – Кивнула она. – Пошли отсюда, ладно?
– Обернись, и ты увидишь огни костров. – Сказал я, неохотно снимая руку с ее плеча – навсегда. – Мы уже вернулись, и я сам не знаю, как это у нас получилось…
– Какая разница, как? Главное, что мы уже там, где нам следует быть. – Афина резко развернулась и пошла туда, где сияли золотистые огоньки. Я смотрел ей вслед и равнодушно думал, что мой личный апокалипсис можно считать состоявшимся – какая, к черту, разница, что будет дальше!
– Где вы пропадали? – Ворчливо спросил Один, когда я уселся неподалеку от него, вытянул ноги и полез в карман за сигаретами – впервые за черт знает сколько времени мне ужасно хотелось закурить.
– Помнишь Одиссея? – Лениво откликнулся я. Один равнодушно помотал головой. – Да помнишь ты его: приятель Афины, которого вы посылали к Локи…
– А, Улисс… Что, у него тоже несколько имен?
– Насколько я знаю, всего два… Парень очень хотел дезертировать – он решил, что сейчас самое время оказаться в каком-нибудь ином мире – а наша Паллада приняла его каприз близко к сердцу. Она неделями ныла, просила меня попробовать ему помочь. Ну, я и попробовал…
– Дался вам этот Улисс! – Проворчал Один. – Столько времени потеряли понапрасну… – И тут же заинтересованно спросил:
– И что, у тебя получилось? Ты отправил его в какой-то другой мир? Такое возможно?
– Может быть. – Я пожал плечами. – По крайней мере, отсюда он исчез, это точно! А вот где он оказался… Честно говоря, я сам понятия не имею!
– Ну и пес с ним. – Мне показалось, что Один уже утратил интерес к этому разговору. – Я ждал тебя. Я должен тебе кое-что показать. Пока вы с Палладой маялись дурью, я решил раскинуть руны – напоследок… Теперь гляди.
Он достал откуда-то из-под плаща маленький кисет из черной кожи и одним резким движением высыпал оттуда груду абрикосовых косточек. У меня челюсть легла на грудь: я-то думал, что руны Одина должны быть вырезаны на черепах мертвых берсерков, или, на худой конец на коре Иггдрасиля… в общем, не знаю, на чем, но уж никак не на абрикосовых косточках, это точно!
– Видишь? – Требовательно спросил он. – Они гладкие, как в тот день, когда их извлекли из плодов.
– Вижу. – Растерянно согласился я. – И что здесь удивительного?
– Иногда ты кажешься мне сущим дурнем! – Сердито сказал он. – Я сам вырезал на них знаки – на всех, кроме одной: руна Вейрд, символ великой пустоты должна оставаться чистой… Теперь мои знаки исчезли – ты понимаешь, что это означает? Все мои руны стали одной-единственной руной Вейрд.
– И что означает твоя руна Вейрд? – Помертвевшими губами спросил я. – Пустоту?
Небытие?
– Не все так просто! – Торжественно заявил Один. – Вейрд – это знак непознаваемого.
Остальные руны рассказывают нам о жизни и смерти, и лишь руна Вейрд говорит о том, что остается по другую сторону… Она требует полного доверия к непостижимому и обещает немедленную встречу с судьбой. Это добрый знак, Макс! Лучшее, на что мы могли рассчитывать… вернее, то, на что мы рассчитывать никак не могли!
– Если ты так говоришь, значит, так оно и есть. – Кивнул я, поднимаясь с земли.
– Куда это ты опять собрался? – Ворчливо спросил он.
– Я больше не могу сидеть на месте. Не могу ждать. Что-то тянет меня вперед – наверное, твое хваленое "непознаваемое"…
– Как скажешь. – Усмехнулся он. – Это твоя битва, тебе и решать!
На рассвете я огляделся, и с изумлением понял, что еду по окраине Берлина – по той самой улице, по которой я плутал ранним утром пятого мая. Ну да, конечно: я вернулся туда, где все началось – по крайней мере, для меня. В этом была какая-то дебильная логика, пугающая и озадачивающая – как когда-то в детстве меня испугал и озадачил нехитрый фокус с лентой Мебиуса.
"Вот оно, место Последней Битвы! – Ошеломленно подумал я. Внезапно мне стало весело. – Что ж, оно ничем не хуже и не лучше других! По крайней мере, Берлин не упоминается ни в одном из известных мне предсказаний, и это уже неплохо…"
– Знаешь, где мы? – Спросил я оказавшегося поблизости Анатоля. – Это Карлсхорст – восточная окраина Берлина. Вернее, юго-восточная… Ты здесь никогда не был?