Мой Рагнарёк

– Я сам не очень-то знаю, как ускользал от смерти. – Вздохнул Одиссей. – Афина не только угостила меня напитком бессмертных, она помогла мне переменить внешность.

Думаешь, я всегда выглядел таким замухрышкой? Но она сказала, что красивое лицо и царственная осанка – непозволительная роскошь для того, кто убегает от смерти… И еще она подарила мне особое зрение: то были времена ее могущества, и она была способна делать своим избранникам такие подарки.

Теперь я все время вижу призрачную тень смерти, сопровождающую меня… и знаешь, я научился вовремя уворачиваться от ее цепких рук. В отличие от прочих людей, я заранее вижу ее приготовления к охоте и успеваю ускользнуть в самый последний момент. Тогда моя смерть заключает в свои объятия того, кто стоит рядом и успокаивается – на какое-то время, конечно!

– Ну да, а друзья этого бедняги, невовремя оказавшегося рядом с тобой, недоумевают:

"какая безвременная кончина!" – Невесело усмехнулся я. – Всегда подозревал, что человек может умереть не только своей смертью, но и чужой – если очень не повезет!

– Да, это правда. – Спокойно подтвердил мой легендарный собеседник.

– В любом случае, мне не подходит твой способ. – Вздохнул я. – Даже если я ухитрюсь обзавестись этим самым "особым зрением" – что само по себе довольно сомнительно! – мне не слишком улыбается все время видеть перед собой собственную смерть…

– Какая разница: видеть ее, или не видеть? – Рассудительно возразил Одиссей. – Все равно она есть, и от этого никуда не денешься… Конечно, можно идти по краю пропасти с закрытыми глазами, чтобы не смотреть вниз, но по мне лучше распахнуть их пошире и внимательно глядеть себе под ноги…

– Ты действительно такой мудрый, как рассказывал Гомер. – Улыбнулся я. – Рассудительный и хитроумный Одиссей, с ума сойти можно! Кстати, я все хотел спросить: это правда насчет сладкого голоса сирен? Я имею в виду: неужели перед их пением действительно невозможно устоять?

– Это почти правда. – На невзрачном лице Улисса промелькнуло странное выражение, нежное, мечтательное и в то же время немного испуганное. – Впрочем, дело не только – и не столько! – в их благозвучных голосах…

Однажды Афина сказала мне, что у сирен есть своя песня для каждого из смертных, поэтому то, что слышал я, вряд ли тронуло бы сердца моих спутников, или, к примеру, твое…

– Знакомая история! – Хмуро сказал я. – Они, часом, не говорили тебе, что это их "последний подарок"?

– Говорили.

– Хорош подарочек! В таком случае, приманку в капкане тоже можно считать подарком охотника будущей жертве…

– Ты говоришь так, словно у тебя личные счеты с сиренами. – Удивленно заметил Одиссей.

– Думаю, что так оно и есть. Во всяком случае, я знаю ребят, которые действуют точно так же… и это знакомство обошлось мне в сотню жизней с лишним!

Он озадаченно покачал головой – дескать вот оно как бывает! – и задумчиво уставился на пламя костра.

– Ты сказал, что можешь научить меня своему способу покидать этот мир. – Наконец сказал он. – Ты передумал? Или…

– "Моего" способа больше не существует. – Печально улыбнулся я. – Сидел бы я здесь в противном случае, как же! Но может быть я сумею узнать, каков твой способ… А может быть, ты сам сделаешь это раньше меня. Время еще есть – не так уж много, но есть.

Навести меня осенью.

– Навещу. – Кивнул Одиссей. – Что ж, надежда – это не так уж много, но лучше, чем ничего… Скажи, а кем ты был прежде? Иногда мне кажется, что мы уже встречались…

– Прежде чем – что? – Усмехнулся я. – Прежде, чем возглавить эту армию "мертвых духом" и убедиться, что я ничем не лучше, чем они? Кем-то там я был, конечно – так, ничего особенного! Не думаю, что мы с тобой встречались: пока ты ускользал от своей смерти, я ходил путаными путями и занимался сущей ерундой… Но прежде, чем стать этим смешным мальчиком, я был еще кем-то: слишком много народу узнает меня и называет чужими, ничего не значащими для меня именами, а то и просто "Владыкой"…

Знаешь, больше всего на свете я боюсь вспомнить эту бездонную часть своего прошлого!

– Напрасно боишься. – Удивленно сказал он. – Полезно хранить свое прошлое в тайне от прочих, но опасно иметь такие тайны от себя самого!

– Опасно. – Вяло согласился я. – В последнее время я то и дело чувствую, что вот-вот вспомню себя самого… и отчаянно торможу.

– Удается затормозить? – Весело спросил Одиссей.

– Пока удается, как видишь. – Я пожал плечами.

– Ты удивительно прямодушен. – Заметил он – не то одобрительно, не то насмешливо. – Ты говоришь со мной столь откровенно, что я, пожалуй, рискну ответить тем же…

– А что, хитроумному Одиссею удаются откровенные разговоры? – Усмехнулся я.

– Все люди меняются. – Равнодушно сказал он. – А у меня было очень много времени, чтобы перемениться!

– И что ты собираешься мне поведать? – Настороженно спросил я. Честно говоря, только сейчас, после его рассуждений об откровенности, я вспомнил, что с этим парнем следует быть очень осторожным.