Удивительно, что герцог вообще потрудился составить о ней мнение. С другой стороны, оно вполне могло оказаться не слишком-то лестным. Возможно, по его мнению, страсть женщины к прогулкам на свежем воздухе являлась чем-то предосудительным.
– Позвольте узнать, что же именно вы заметили, ваша светлость?
– За ближайшие дни вы уже второй раз стремитесь вырваться на волю из домашнего уюта. Вряд ли такая женщина согласится на заточение.
– Я и не знала, что есть женщины, согласные на заточение.
Эта мысль, казалось, позабавила его.
– Уверяю вас, большинство женщин согласилось бы. Заточение – лишь оборотная сторона защищенности. Будь то верховенство закона или теплый кров. Или муж. Большинство женщин стремится к защищенности, которую дает им брак, и соглашаются на заточение.
Защищенность…
Аннабель хотела бы быть защищенной. Но вряд ли любой ценой. Разумеется, она себя знала, но ее поразило, что и он это понял.
– Это вовсе не означает, что женщины не предпочтут свободу, будь у них выбор, – сказала она.
– Свобода, – повторил Монтгомери медленно. – Так вы предпочли бы свободу?
По лицу герцога нельзя было определить, к чему все эти вопросы. Аннабель пришлось отвести взгляд, потому что от его умных глаз ей становилось не по себе. Волна жара пробежала по телу, внизу живота возникла странная тяжесть. Самые простые жесты наполнились смыслом, чувства обострились, и она с ужасом осознала, как громко колотится о ребра ее сердце.
Аннабель бросила взгляд на их руки, лежавшие на гранитных перилах совсем близко. Рядом с его идеальными лайковыми перчатками было особенно заметно, насколько стары и убоги ее собственные, и она опустила руки и сложила их перед собой.
– Да, я предпочитаю свободу, – сказала она. – Джон Стюарт Милль считает, что лучше иметь выбор, даже если он трудный, чем не иметь, что лучше быть недовольным человеком, чем довольной свиньей.
Монтгомери прыснул, но вовремя подавил смех.
– Очень интересно, – сказал он. – Вы хотите сказать, что большинство женщин не являются полноценными людьми?
– Я вовсе не это имею в виду, – запальчиво произнесла Аннабель. – Просто хорошо знаю, как обстоят дела. Цена, которую женщины в их теперешнем положении платят за независимость, зачастую слишком высока.
– За все нужно платить, – сказал Монтгомери.
В его голосе по-прежнему не слышалось и тени возмущения ее философскими экскурсами, он не пытался прочитать ей лекцию о Джоне Стюарте Милле. Неожиданная дрожь восторга пробежала по ее телу, как тогда, за завтраком, когда они спорили о праве голоса. Споры с мужчиной исключительного ума доставляли ей особое удовольствие, даже если ей не по силам переубедить его. Чтобы противостоять ему, недостаточно быть образованной женщиной с собственным мнением. И все же общаться с ним было на удивление легко и приятно.
Монтгомери повернулся к лестнице, ведущей во французский сад.
– Если хотите, прогуляемся.
Аннабель не раздумывая шагнула вперед и тут же спохватилась, что с готовностью соглашается идти с ним. Одна. Инстинктивно она посмотрела по сторонам в поисках компаньонки. И поняла, что герцог уловил ее замешательство. Его лицо приняло слегка насмешливое выражение. «Неужели вы думаете, что здесь кто-нибудь посмеет возразить мне или осудить меня?» – читалось у него на лице, а блестящие глаза с вызовом смотрели на нее. Черт бы побрал ее трусость, стоит возникнуть трудностям, и она не в состоянии противостоять им! К чести герцога, он не стал злорадствовать, когда она, ничего не сказав, приняла предложенную руку. Он молча повел Аннабель вниз по лестнице, затем направил ее налево, на гравийную дорожку.
– Как вы думаете, что бы сделали люди, если бы завтра им преподнесли на блюдечке свободу? – спросил он.
– Они стали бы искать свой путь в жизни, подходящий именно им.
Монтгомери покачал головой.
– Они испугались бы до безумия. Как по-вашему, почему некоторые молодые люди бунтуют, не зная меры, переходя всякие границы?
– Так они взрослеют, учатся быть независимыми, мыслить и принимать решения самостоятельно.
– Не думаю. Скорее, чтобы получить представление о пределах своих возможностей, понять, сможет ли что-нибудь остановить их от падения в бездну.
Похоже, герцог имел в виду кого-то конкретно, потому что в его голосе слышны были нотки недовольства.
– Не лучше ли спросить самого бунтаря, почему он так себя ведет? – сказала она наугад.
– Но это значило бы отнестись к его выходкам всерьез…
Герцог выглядел озадаченным. Очевидно, такой вариант не приходил ему в голову.