Всё-таки чутьё меня никогда не подводит. Знал ведь, что девчонка что-нибудь выкинет. Практически уверен был в этом, но понадеялся на её благоразумие. Как оказалось зря. А по-другому поступить я не мог. Отец прислал свою шавку, чтоб проконтролировать процесс. Боится старик. Предпочитает держать ногу на шее тигра. Только он и сам прекрасно знает, что за яйца взял меня крепко. За эту услугу он должен мне то, от чего я никогда не откажусь. А Нейтан ложь за версту чует. Его не так-то просто провести. В одном мне повезло точно. Настя слишком дорожит своим статусом счастливой невесты, чтобы все узнали об измене жениха. Мамаша научила её быть такой. Неважно, что творится в семье, главное, чтобы никто об этом не знал. Ведь муж может ударить, изменить, но всё это не важно. Вот, что действительно важно, так это размер вознаграждения за косяк мужа. Измена — колечко. Фингал — серьги. Не бабы, а калькуляторы. Всё измеряется в деньгах. В такие моменты я вспоминаю мать. Она так искренне любила отца, что это невозможно было скрыть. А его бесила эта искренность. Ему вот такой вот калькулятор нужен был. Так ведь удобней. Собственно на такой он и женат сейчас. Некоторые люди любят темноту. И стоит на глаза попасть лучику солнца, начинают щуриться, морщиться и закрывать ладонью веки. А я любил солнце. Яркое, такое, чтоб глаза слезились, чтоб потом зайчики перед глазами прыгали.
Айвар. Бедная моя девочка. Она и была моим лучом солнца. Даже имя её означало «яркий луч». Мы встретились, когда были в плену. Она приходила по ночам и приносила воду и еду. Протирала нам лица смоченной в воде тряпкой. Она не говорила. Никогда. Уже позже я узнал, что она с рождения не может этого делать. В семье её называли уродкой, неполноценной. Но её доброте мог позавидовать каждый. Вся красота и нежность сошлись в этой девушке. Её поймали за несколько дней до прихода наших солдат. Увидели, что она таскает нам воду, и посадили на цепь рядом. Предательница. Таким не место в семье. И убить её хотели вместе с нами. Она сидела в нескольких метрах от нас и плакала. И я тогда чувствовал, что она плачет не из страха за свою жизнь. Нет, ей было больно. Больно за нас. Я забрал её с собой. А чуть позже она забеременела. Сказать, что был счастлив? Это значило промолчать. Странно было наверное видеть со стороны, как солдат, умеющий убивать голыми руками, с трепетом и благоговением прижимает ухо к животу, общаясь со своим сыном. Это было искренне и безгранично. Да, у меня должен был родиться сын. Наследник. Но судьба распорядилась иначе. Айвар была на последнем месяце, когда её застрелили. В нашем же доме. В тот день я потерял любимую женщину и сына. И по какому-то невероятному стечению обстоятельств, в тот же день родила жена отца. Этот факт многое впоследствии изменит в моей жизни. И сейчас я здесь именно по этой причине.
Мысли вернулись к Полине. Эта сука Настя решила вопрос руками отца. Засунули девчонку на зону, в надежде, что это меня остановит. Они думают, что это я им нужен, а не наоборот. Нужно было найти выход и вытащить её. Вспомнил про её мать, и отправил туда сиделку. Не хватало ещё, чтобы она пострадала из-за всего этого. Мать — это святое. Даже для такого, как я. Выход подсказал Бес. Девчонку, похожую на Полину, нашли быстро. С зоной знакома, несколько ходок по малолетству уже было. В салоне её привели в порядок, вкололи губы, изменили форму бровей, стрижку, цвет волос. О том, чтобы Оболенские не присутствовали на суде, я позабочусь. Остальные подмену не заметят. А девка и менты получили достаточно денег, чтобы молчать.
Когда пришёл к ней в камеру ожидал увидеть сломленного человека. Хотя она была такой, но уже через несколько минут на меня смотрела дикая разъярённая кошка. Её ненависть была настолько осязаема, что, казалось, обжигала и хлестала не хуже кнута, следы от которого по всей моей спине. Ей было больно. И мне, впервые за много лет, захотелось просто обнять. Утешить. И она приняла это в тот момент. Ей это было нужно.
В квартиру Полину отвёз Бес. Когда спросил, что ей привезти, попросила учебники. Блядь… Девчонке дали карт-бланш на всё, а она попросила учебники. Я не поехал её провожать. Так, как и не приехал на следующий день. И на следующий. Дал себе обещание не трогать её. Отсидится в квартире, пока всё не закончится, а потом вернётся к своей жизни. Вот только зачем я уже несколько часов наблюдаю за ней в камеры, установленные в квартире. Видел, как она осторожно исследует квартиру. В шкаф, ломящийся от шмоток, даже не полезла. Долго сидела в ванной, а затем вышла в простом махровом халате. А у меня на неё, в таком виде, стоял сильнее, чем на элитных шлюх в дорогом кружевном белье.
Сейчас смотрит какой-то русский сериал. Долго сидела с пустым выражением лица, а затем не выдержала. Улыбнулась. Так робко, словно чувствовала стыд за это. Словно её могли осудить. А когда рассмеялась, захотелось прищурить глаза. Я привык жить в темноте. Солнце стало мешать.