Мой Чужой

Сдерживаю себя, сжимая руки в кулаки. Ненавижу жалость, всегда её презирал. Но тут другое. Хочется оградить, защитить, сберечь. Слышу, как она тихо плачет, и хочется башкой о стену биться. Потому что ничем не могу ей помочь. Потому что она должна сама это пережить. Мысли обрываются в тот момент, когда понимаю, что плачь стих. А она смотрит на меня заплаканными глазами и ждёт, когда уловлю её взгляд.

— Спасибо.

— За что? — Вроде ненавидеть меня должна, я не выпустил её, не дал попрощаться.

— За то, что помогаешь ей. Она замечательная. Она заслужила шанс нормально жить.

— Знаю. Каждый из нас заслуживает. Ложись спать, мне пора. — И, предупреждая следующий вопрос, добавляю. — Я буду держать тебя в курсе.

Уже поднимаюсь с дивана, когда слышу её просьбу. Сначала даже подумал, что ослышался.

— Побудь со мной. — Надежда в глазах сбивает меня с толку, как будто она сама этого хочет, не из благодарности. — Пожалуйста.

— Хорошо.

Сажусь обратно, смотрю в экран телевизора, не пытаясь вникнуть в суть. Просто посижу с ней немного. Главное не прикасаться. Потом уйду. А она, подобрав плед, подползает ближе, и укладывает голову на мои колени. И впервые в жизни, руки, привыкшие убивать, ведут по нежному шёлку волос. Бережно, аккуратно, словно боясь поцарапать. Боясь испортить момент. Она ещё сильнее закутывается в плед, и прижимается ещё ближе. И я не могу понять, что в ней сейчас изменилось. Почему прижимается ко мне так, словно ей этого хочется, словно ей … уютно…

— Артём…

Рука машинально замирает. Не стоило её трогать.

— Да?

— Поговори со мной.

— О чём?

— Не важно. Просто говори. Мне это нужно.

Глава 7. Полина

С момента, как Артём забрал меня из одиночной камеры, в которую меня засунул Оболенский, прошло два дня. В квартиру, которую он снял, меня отвёз Бес. Он не разговаривал со мной. Совсем. Молча, привёз книги. Молча, отдал в руки телефон, с уже набранным вызовом на номер мамы. А потом так же, молча, забрал его. Трудно было понять его взгляд, направленный в мою сторону. Мне казалось, что он вообще смотрит сквозь меня. Я была для него лишь досадным недоразумением, попавшемся на пути. Мне было интересно, что его связывает с Артёмом, и почему он так предан ему. Конечно, можно было бы подумать, что и у преданности есть цена. А значит, Бес просто ценит деньги. Но тут было что-то другое. Естественно я не собиралась спрашивать у них об этом, просто чем-то нужно было заполнять тишину. Я устала думать о том, что происходит со мной. А ещё я не понимала поступков Артёма, да и Насти тоже. Я вообще не осознавала, как можно настолько опускать свои личные интересы просто ради денег. Ведь я же видела, как разозлилась Настя. И нет, она разозлилась не на него, а на меня. За то, что я посмела разрушить картинку их уютного мира. Вклиниться, попытаться перетянуть на себя центр внимания. Так же как и Артём, не видела я в нём хоть какого-то подобия чувств к Насте. Получается для обоих личная жизнь, это бизнес. А жизнь других, это пыль. И это было мерзко. А особенно мерзким было то, что за столько лет я не увидела Настю настоящую, и если Артём себя вёл хотя бы честно. Он ведь никогда не пытался скрыть свою суть, шёл напролом, не спрашивая моего мнения, но он не пытался казаться тем, кем не является. Не пытался заставить меня думать иначе. Настя же поступила цинично, она использовала меня на протяжении пяти лет, при этом маскируясь лучшей подругой. Для чего? Ради хороших оценок? Но разве это важно, когда твоя жизнь, сплошная актёрская игра. Я не знаю, что я испытываю к ним. Злость, гнев, ненависть. Все эти слова, конечно же, подходят. Но, пока ты не познаешь то или иное чувство, ты не поймёшь, что не существует слова, способного в полной мере описать то, что творится у тебя в груди. И уж, по крайней мере, это не одно слово. Это бесконечная вереница фраз, меняющаяся в зависимости от оттенка чувства. И даже у ненависти были грани. Моя грань сейчас была в опустошении. И гнев, и злость, и все прочие чувства были где-то внутри меня. Более глубоко. Мне не хотелось их всех видеть. Но в то же время мне хотелось выплеснуть из себя всё, позволить эмоциям вырваться наружу. Но я не могла этого сделать. Я была одна, в квартире, в которой меня просто заперли. От этого и приходила опустошенность, апатия. Лишь в редкие моменты я улыбалась, но в тот же миг стирала улыбку с лица, словно я не имела права на неё. Мне хотелось, чтобы он пришёл. Хотелось орать ему в лицо о том, как я ненавижу. Но с каждой минутой мне казалось, что Артём больше не придёт. Что он, наконец, расставил приоритеты и вернулся к своей невесте. И почему-то меня это не радовало. Я тогда ещё не знала почему.