Мой чужой дом

В горле клокочет ярость. Разумеется, у Книгочея101 на все есть мнение! И этот менторский тон – как родитель с неразумным ребенком. Книгочей101 ничего обо мне не знает! Как и все остальные. Мне хочется кричать прямо в экран, сообщить Книгочею101 и прочим подписчикам, что последний пост – единственный правдивый из написанных за эти недели!

Фиона внимательно на меня смотрит.

Я так сильно сжимаю телефон, что побелели кончики пальцев, поэтому я отодвигаю мобильник в сторону, пытаясь придать лицу расслабленное выражение.

– Прости… В голове не укладывается, что я натворила такое. Пост увидел мой редактор. Она недавно прислала мне сообщение с просьбой создать вокруг книги «больший ажиотаж».

– Эль, ты измотана. В твоем состоянии немудрено ошибиться. Первые три месяца после рождения Дрейка я даже имя свое не помнила. Не переживай! Проблема легко решаема: удали пост, извинись перед редактором и напиши о книге что-нибудь жизнерадостное.

Прекрасный, разумный совет. Глубоко вздохнув, я выполняю пункты, предложенные Фионой.

Когда я заканчиваю, сестра ставит передо мной бокал вина.

– Завтра ты посмеешься над этой историей.

Я бросаю на пол сумку и скидываю ботинки. Желудок еще не совсем в порядке после отравления, да и от усталости я буквально валюсь с ног. Надо было ехать с похорон прямиком домой! Из-за визита к Фионе я доберусь до письменного стола позже, чем могла бы.

Настало время традиционного ночного обхода. Я стараюсь не обращать внимания на участившийся пульс. Начинаю с кухни, проверяю черный ход, окна, закрываю плотно шторы. По пути к винному погребу включаю радио – болтовня ведущего меня успокаивает, – отпираю дверь и, не переступая порог, заглядываю внутрь. В нос ударяет холодный, пахнущий землей воздух. Я быстро запираю дверь и направляюсь в гостиную, включая по ходу следования светильники.

Чем тщательнее моя проверка, тем больше времени она занимает. Я заглядываю за диван, за кресла, за дверь, тяну шторы. Понимаю: пора остановиться. Мое поведение ненормально. Едва узнаю саму себя в этой перепуганной неврастеничке.

Вру. Неврастеничка мне хорошо знакома. С моих двадцати лет она взяла бразды правления в свои руки, уверяя, что я слаба, труслива и уязвима. Похоже, те странные, изломанные годы крадутся за мной, преследуют и вот-вот настигнут.

Осмотрев первый этаж, я иду наверх и на лестнице наступаю в мокрое – на деревянной ступеньке лужица воды. Откуда ей тут взяться? Я ничего не разливала.

Пока я раздумываю о происхождении лужи, что-то легкое падает мне на макушку. Трогаю волосы – капля.

Запрокидываю голову. С потолка сочатся бусины влаги.

В ужасе бегу наверх. Откуда же течет? Нога наступает в одну лужу, в другую, вода ручьем струится по деревянным лакированным ступеням.

В растерянности я упираюсь рукой в стену – она тоже влажная.

– Что за…

Сверху доносится шум льющейся воды. Я гоню себя вперед по опасно затопленной лестнице. На последнем этаже включаю свет, и моим глазам предстает следующая картина: дверь ванной распахнута, кран открыт на полную мощность – напор такой сильный, что вода, не успевая уходить в слив, выплескивается из раковины на пол.

По щиколотку в ледяной воде я бреду закрывать кран.

– Господи… – ахаю я, оглядываясь вокруг.

Вот это разрушения! Затоплена ванная, затоплена лестничная площадка. Прошлепав к кабинету, я со страхом открываю дверь: за дверью лужа в метр шириной, остальное, к счастью, не пострадало.

Не протекла ли вода сквозь потолок в другие комнаты этажом ниже? Я возвращаюсь на лестницу, осторожно спускаюсь на второй этаж, захожу в спальню, включаю свет – и холодею от ужаса: с потолка течет. Темные капли усеивают одеяло будто брызги крови. Внутри меня все сжимается, хочется повернуться и бежать куда подальше.

Но нельзя.

Глубоко вдохнув, я приказываю себе успокоиться. Надо включить разум и логику и попытаться минимизировать ущерб.

Действуем!

Вооружившись шваброй, ведром и грудой полотенец, я начинаю уборку с самого верха – с затопленной ванной, – затем обхожу по очереди остальные комнаты. Масштаб разрушений убийственен: ковры и мебель мокры насквозь, по стенам потеки, залиты розетки и выключатели.

Вскоре сухие полотенца заканчиваются, приходится выжимать использованные, что нелегко; мышцы рук горят от напряжения. Разместить такое количество влажных полотенец и промокшего постельного белья негде, я вынуждена развешивать их на перилах балкона в спальне.

В свете полной луны серебрятся гребни волн. Пока я перевожу дух, созерцая ночной пляж, у меня возникает неприятное ощущение, что на берегу кто-то есть – и этот кто-то смотрит на меня.

До кровати я добираюсь только к трем часам ночи. Постель в гостевой спальне накрахмаленная, жесткая; я ворочаюсь с боку на бок, пытаясь устроиться поудобнее. Противно пахнет мокрой древесиной.

Где-то в недрах дома продолжает капать вода. Мало-помалу назойливый звук поглощает даже мои мысли: все внимание сосредоточено на невидимом, мерном капанье.