– В любом случае, меня можно вычеркнуть из черного списка – у меня нет ключа. Я оставила его на бюро, в блюде, когда у тебя захлопнулась дверь. Я говорила.
Мне становится стыдно. Фиона снова права, она и правда говорила.
Совсем из головы вылетело.
– Спасибо за оказанное доверие.
Я сворачиваю на подъездную дорожку к дому, из-под колес разлетается гравий. Кипя от злости, яростно дергаю ручник. Не хватало еще рассориться с сестрой.
Черт бы побрал этого Марка! Внутри меня бушует буря. Уж он-то знал, кто хозяин дома, когда Фиона пригласила его зайти. О, с каким удовольствием он обшарил тут каждый уголок, рылся в моих вещах, а потом, выждав благоприятный момент, намекнул, что бывал внутри.
Хлопнув дверцей автомобиля, я широким шагом иду через дорогу к дому Фрэнка и Энид и начинаю громко стучать.
Открывает Марк, на его губах играет слегка недоуменная улыбка.
– Всегда рад встрече…
– На два слова.
– Тогда сюда.
Я прохожу через гостиную. На экране компьютера дрожит поставленная на паузу игра-стрелялка: бугристые от мускулов, коротко стриженные парни с пушками в руках.
– Можем сыграть вдвоем, – вкрадчиво говорит Марк почти в ухо.
Ничего не ответив, я прохожу в чистенькую, опрятную кухню. На столе стоят кувшин-фильтр с водой и тарелка печенья, в воздухе витает слабый аромат выпечки. Атмосфера такая уютная, такая располагающая, что меня охватывают сомнения.
Я оборачиваюсь к Марку, и от его испытующего взгляда во мне снова закипает гнев.
– Я знаю, что вы заходили в мой дом. Фиона все рассказала.
Молчание.
– Но у вас ничего не выйдет!
– Что не выйдет?
– Не выйдет запугать меня, как бы вы ни пытались. Заявиться на мое выступление в библиотеке…
– Это теперь называется запугиванием?
– Вы перевернули мой мусорный бак, а потом издалека наблюдали. Это чертовски гадко. Да и просто нелепо.
– Как скажете…
Похоже, Марк едва сдерживается, хотя и изображает насмешливую беззаботность.
– А послание на стекле? Какого черта?
– Послание? – удивляется он. – Теперь я вообще ничего не понимаю.
– Вы написали: «Я у тебя дома»!
Недоуменно округлив глаза, Марк разражается хохотом.
Мои пальцы сжимаются в кулаки, на ладонях остаются красные полукруглые отпечатки ногтей.
– Я знаю, что это вы, – твердо говорю я.
– Ничего вы не знаете.
– Хватит врать! – Я срываюсь на крик.
Марк вскидывает руки, будто пытаясь меня успокоить.
– Тише, тише. Расслабьтесь. У вас, кажется, крыша слегка… того… едет.
– Как вы смеете?..
– Допустим, я мог перевернуть ваш мусор, верно? Я был вне себя и хотел, чтобы вы об этом знали. Я пришел в библиотеку, пытаясь разобраться, что вы за человек, что вами движет. Провальное получилось выступление, кстати.
У меня начинает дергаться глаз.
– Да, я не из ваших фанатов, писательница. А вы из тех людей, кто хочет всем нравиться. Сколько негодования, если вы, не дай бог, кому-то не по вкусу! Смиритесь уже! Вы – заносчивая дрянь! Прикатила из города с мешком денег, урвала коттедж на скале… А ведь мама хвалилась мне по телефону новыми соседями. Радовалась, какая милая молодая пара рядом поселилась. Рассказывала о ваших планах отремонтировать дом и жить в нем долго и счастливо. Вы даже говорили, что собираетесь сохранить часть оригинальной архитектуры… Она была такая довольная! И что потом? Сюрприз-сюрпри-и-из! Вы снесли дом под чистую, да еще пытались одурачить родителей чертежами, уверяя, что все будет гармонично. С чем гармонично?
Я стою на месте, не шевелясь.
– Вот такие, как вы, понаехавшие из городов, и разрушают Корнуолл! Скупают недвижимость. Отстраивают себе вторые дома в три этажа и уезжают на полгода, а местные лавки тем временем на ладан дышат. Еще один город катится в тартарары.
– У меня нет второго дома, – подаю я наконец голос.
– Это пока. Посмотрю, как вы запоете, когда проведете в Корнуолле всю зиму. – Он качает головой. – Люди, которые здесь родились и выросли, вынуждены уезжать. Из-за вас цены растут как на дрожжах, поэтому мы не можем себе позволить жить рядом с родителями, заботиться о них… Теперь заболела мама, и мне пришлось взять все дни отпуска за год, чтобы за ней присматривать. А если ей снова потребуется помощь? А если папа сляжет? – От напряжения у Марка побелел лоб, каждое слово он буквально выплевывает. Раньше его хватало на одно-два предложения, а теперь как прорвало. – В некотором смысле вы правы, я был бы рад вышвырнуть вас отсюда. Не хочу, чтобы подобные люди жили рядом с моими родителями.
– Вы ничего обо мне не знаете!
– Неужели? Моя мама свалилась с инсультом, а вы даже не заглянули справиться о ее самочувствии. Не предложили приготовить еды для папы. Не поинтересовались, не нужно ли им чего. А именно так ведут себя здесь настоящие соседи. Она чуть не умерла! – яростно кричит он, так что изо рта летит слюна. – Я чуть не потерял мать!
– Вы ее все-таки не потеряли.
Я перевожу взгляд на дверь – там в белой ночной рубашке, держась бледной рукой за косяк, стоит Энид, редкие седые волосы обрамляют лицо, словно паутинка. Она кажется такой маленькой, такой хрупкой…