Мой бывший бывший-2

Итак, это все был сон. Безумный, сумбурный, противный сон. И я сейчас открою глаза и окажется, что ничего из того, что навязчиво крутится в голове — не было. И Яр не ранен, я могу ему позвонить и еще один раз от души послать его в баню, просто так, от моей большой и великой любви. И мама дома, сидит себе на кухне, варит для Маруськи овсянку, и сейчас мы с ней на пару выпьем по чашке кофе. И не было никакой Лики, никакого Кайсарова, и вообще — это я сама его себе придумала, надо мне уже к психологу, проработать вопрос недостаточности отцовского воспитания в жизни.

Я собираюсь с силами и открываю глаза.

Облом, однако…

Один только десяток валяющихся вокруг меня подушек устраивает мне грандиозный облом. Никогда б не завела в своей квартире такого количества бесполезных пылесборников. Чехлы на них вечно стирать приходится. Нет, эта кровать — отельная, в эту кровать я вчера перед “откровениями” Лики укладывала Маруську, решив ничего не делать с широкими жестами Кайсарова, от великой доброты — ну, и слегка от удивления, конечно, — отдавшего нам на поругание президентский люкс в своем отеле. Надо будет заказать Маруське что-нибудь шоколадное, пусть побегает по этому номеру со сладкими ладошками, наоставляет живописных пятен на обивке этих выпендрежных белых кресел…

Да-да, я вредная, злопамятная и вообще коза.

Я приподнимаюсь на локтях, тянусь вперед, к оставленному на прикроватной тумбочке телефону, разблокировываю экран и чуть не подпрыгиваю, увидев непрочитанное СМС от клиники.

Мое живое воображение, разумеется, мне тут же рисует пару эскизов происходящего в самых темных тонах.

А что если тот, кто пытался добраться до меня, разозлился и решил отыграться на маме?

А что если ей банально стало хуже, а я тут валяюсь!

Так, нет, надо уже прочитать, пока я тут себе конец света придумать не успела...

Ольга Андреевна Титова переведена из реанимации в кардиологическое отделение. Состояние пациентки — удовлетворительное. Посещения разрешены не ранее чем через 24 часа...  

Господи, ну хоть одно хорошее известие на этом фестивале моих “веселых приключений”.

Нудное нытье в груди утихает, но совсем незначительно. Я до сих пор не знаю, что там с Яром, я даже не представляю, что мне делать дальше, как возвращаться к работе, и что делать с Маруськиной школой. Пока у нас каникулы, конечно, но сколь долго они продлятся?

Кстати о Маруське...

Где она вообще? Её песенки и хихиканье вроде и близко, но в то же время…

Она что, вообще без присмотра сейчас играет? И с чем?

Перед моими глазами мысленно просится картинка — мой ребенок от нечего делать начавший играть в кегли, используя в качестве последних маленькие бутылочки из минибара…

А что! Машенция у меня дама креативная!

Вот они — истинные чудеса в реальности. Только что я была самой неподъемной вещью во вселенной, а вот сейчас я деловито спинываю с ног одеяло, спускаю ноги на пол, нашаривая тапочки, и тщательно протираю глаза, разыскивая взглядом халат. Халата не вижу, ладно. Типовая пижама этого отеля тоже весьма приличная, шелковая, в выпендрежную полосочку, ну, кто не спрятался — я не виновата.

Я иду на голосок Маруськи, мрачно прикидывая, что скажу Кайсарову, если мое дитя уже скроило из местных штор себе тогу справедливой Афины. Наверное, пожму плечиками и попрошу списать с долгов по алиментам. А что, он же должен был их выплачивать маме… Там уже, поди, и проценты натикали.

Впрочем, оказавшись во второй комнате — в отличие от спальни, сплошь затопленной солнечным светом, я замираю, узрев такое, к чему меня жизнь не готовила.

Маруська сидит себе посреди огромной гостиной, на пушистом сером ковре и вдохновенно что-то крутит. Вокруг неё валяются какие-то вагончики, домики, части игрушечных рельс. Откуда оно появилось — я без понятия, видимо, телепортировалось из небытия.

А в уголке гостиной, в кресле, задумчиво подперев ладонью подбородок, царственно восседает Дмитрий Алексеевич Кайсаров. И любуется на мою дочь, иначе и не скажешь.

Картина Репина: “Приплыли”.

— С добрым утром, — Кайсаров поднимает на меня глаза. Господи, спасибо, что он обошелся без всяких добавок типа “дочь”, а не то я, серьезно, могла и матом ему завернуть ответочку…

— Еще б оно было доброе, — хмуро откликаюсь я, не желая никоим образом вписываться в эту идиллическую картинку, — Марушка, ну-ка подойди сюда.

Мелкая печально вздыхает, откладывает паровоз, к которому она старательно прикручивала трубу, и семенит ко мне. Так, глазоньки смущенно убегают в сторонку, а значит — я как всегда молодец и вообще провидица.

— Зубы чистить быстро, — я щелкаю мелкую по носу.

— Я строю поезд, — Плюшка упрямится, как и всегда, когда суровая реальность отнимает у неё время от чего-то интересного, — мне его дедушка подарил.

— Дедушка? — как хорошо, что Маруська еще не умеет различать полутона, это слово у меня конкретно так выходит сквозь зубы.

Дедушка!

Из-за этого вот волшебного персонажа в моей жизни происходит лютый трэш, отцовских обязательств он не выполнял даже по выходным, а тут — зашел такой с утра к мелкой, и оп — дедушка. Катился бы этот дедушка…