Могикане Парижа

Когда шествие приблизилось и оказалось в шагах двадцати пяти от замка, Гервей сделал знак носильщикам остановиться. Вслед за носильщиками остановились и крестьяне. Пение смолкло. Монах отделился от толпы и подошел к графу. Граф пытался было сделать несколько шагов к нему навстречу, но не мог сдвинуть ноги с места, на котором стоял.

Гервей видел, что происходило в душе его господина, по бледности, покрывавшей его лицо. Он сделал движение, чтобы помочь своему господину, поддержать его, если потребуется, но граф сделал ему жест рукой, означающий, чтобы он оставался на своем месте.

Гервей повиновался.

Монах между тем приблизился к графу. Он еще издалека увидел стоявшего в воротах человека и теперь по бледности его лица понял, что это был отец Коломбо.

– Граф, – сказал он, – я привез сюда из Парижа тело виконта Пеноеля и возвращаю его в замок отцов его.

– Благослови Бог благочестивую руку, которая привела сына к отцу! – отвечал старый граф, преклоняясь перед абсолютным величием религии и смерти.

Монах сделал знак.

Четыре носильщика медленно подошли, два человека с носилками следовали за ними. Они поставили носилки на землю, носильщики опустили на них гроб и затем скрылись в толпе.

Аббат Доминик – это был он, и наши читатели его, наверное, узнали – сделал опять знак: все провожатые приблизились, окружили гроб и опустились на колени.

Казалось, будто все члены этого трогательного собрания согласились предохранить отца от печальных подробностей приготовления к погребальной церемонии.

Только граф и священник продолжали стоять.

Граф, смотревший вначале на гроб, оторвал со скорбью от него свой взор и стал тщательно всматриваться в лица всех, сопровождавших гроб его сына, как будто он не находил среди них того, кого надеялся найти.

Наконец, обратившись к аббату Доминику, он сказал:

– Я благодарил уже вас, святой отец, за все то, что вы сделали для моего сына и для меня, и я благодарю вас вторично. Но почему же священника Пеноеля нет с вами?

– Я просил его сопровождать гроб, – отвечал Доминик, – но он отказался.

– Он отказался? – вскричал граф с удивлением.

Монах наклонил голову.

– С каких это пор священники деревни Пеноель отказываются молиться за упокой души графов Пеноелей?

– Виконт Коломбо Пеноель, – отвечал аббат Доминик, – умер насильственной смертью, – он посягнул на свою жизнь.

– Да, мой отец, – сказал старый граф, – но чем более заблуждался мой сын, тем более, кажется, нужно молиться о нем и призывать на него благословение Божие. Если он не умер истинным христианином, то, по крайней мере, – я в этом уверен, – он умер честным человеком.

– Я это знаю, граф.

– Как можете вы это знать?

– Я был его другом, и его последняя воля была, чтобы я проводил его сюда.

– Следовательно, вы пришли сюда только в качестве друга?

– В качестве друга и священника, граф.

– Но вы этим накличете на себя гнев ваших начальников, отец мой?

– Я боюсь только гнева Божьего, граф.

– Отвратите же его от головы моего сына, призовите на него все Его милосердие!

Священник поклонился и, обратясь ко гробу, стал петь «Из бездны взываем к Тебе!» таким твердым, громким и благозвучным голосом, что молитва его должна была вознестись к престолу Всевышнего.

«Из бездны взываем к Тебе!» – повторила толпа всей мощью своих голосов.

«Из бездны взываем к Тебе!» – шептал тихо про себя граф Пеноель.

По окончании молитвы все встали. Аббат Доминик приблизился к старому графу.

– Граф, – спросил он, – где желаете вы похоронить бренные останки вашего сына?

– Семейство мое имеет фамильный склеп на кладбище Пеноеля, – отвечал граф.

– Кладбище Пеноеля заперто, и сторож отказался отпереть его.

– С каких это пор кладбище Пеноеля заперто для графов Пеноелей?

– С тех пор, – отвечал тихо Доминик, – как только они начали отходить к Богу прежде положенного срока и самовольно прекращать жизнь, данную им Богом.

– Если это так, то потрудитесь следовать за мною, – сказал граф твердым голосом, гордо выпрямляясь.

Четыре носильщика по знаку аббата Доминика вышли из толпы и подняли на плечи свою ношу. Погребальное шествие, во главе которого шел аббат Доминик, а за ним граф Пеноель, медленно двинулось вперед.

Обогнули башню, обошли развалины замка, поднялись на хребет утеса и очутились на западном откосе морского берега, перед лицом необозримого океана, бурного и грозного.

Черные волны высоко вздымались; ветер выл, развевая длинные седые волосы старика. Ни одна картина не могла сильнее и красноречивее выразить идею величия и гнева Господня, чем этот темный горизонт, открывшийся взорам людей, сопровождавших гроб молодого человека. Но неужели это бесконечное могущество, этот необъятный гнев, который вздымал волны океана, гнал в небе черные тучи, как ужасные колесницы, разносящие гробы, – неужели, повторяем мы, причиной этого мирового волнения были жалкие вопросы и сомнения, которые рассматриваются несколькими праздными кардиналами?

Этого, конечно, не могли допустить ни великодушное сердце, ни высокий ум аббата Доминика, когда перед его глазами открылась грозная картина.