Могикане Парижа

Я вскрикнула и сразу почувствовала, что меня схватили и зажали мне рот… Я слышала, как заперли мою дверь и задвинули изнутри задвижку. Затем мне завязали платком рот и сжали так крепко, что я не могла и вздохнуть… Думала уже, что задохнусь.

– Бедное дитя! – прошептал Сальватор.

– Кто-то схватил меня, завел мои руки за спину и связал платком. Не знаю, случайно или нарочно свечка была погашена. Я слышала, как отдергивали занавески и отворяли окно. Третий сообщник тоже в маске стоял под окном, в саду. Один из мужчин, что были в моей комнате, поднял меня и передал наружу.

– Вот она, – сказал он.

– Мне кажется, она кричала? – спросил неизвестный в саду.

– Да, но никто не слышал, а если слышали, то барышня на лестнице. Она скажет, что оступилась, что у нее подвернулась нога и что она вскрикнула от боли.

Это слово «барышня» напомнило мне женщину, которую я видела тогда у меня. Как молния, мелькнуло подозрение, что Сусанна является соучастницей и что человек в маске – ее брат. Если это так, мне нечего было бояться за жизнь.

В это время меня перенесли через ограду сада. Тот, кто нес меня, остановился у стены, наверху которой я увидела лестницу. Я почувствовала, что меня поднимают на стену.

Через минуту лестница была перекинута на другую сторону. Карета ждала внизу на этой пустынной улице, которая пролегала вдоль сада.

Меня спустили вниз с теми же предосторожностями, с какими поднимали. Один из мужчин сел в карету раньше меня, двое других втолкнули меня в нее.

– Не бойтесь, вам не сделают ничего дурного, – заметил мне сидевший в карете.

Один из оставшихся снаружи мужчин запер дверцы кареты, другой сказал кучеру:

– Ступай!

Лошади поскакали галопом. По этим словам: «Не бойтесь, вам не сделают ничего дурного», я узнала голос брата Сусанны, графа Лоредана де Вальженеза.

XIII. Дорога

– Как только мы выехали из Версаля, – продолжала девушка, – граф де Вальженез снял платок, закрывавший мне рот, и развязал руки. Губы мои были в крови, и в продолжение двух недель не проходили синяки от узлов.

– Негодяй! – прошептал Сальватор.

– Мадемуазель, – сказал он мне, – вы видите, что я даю вам столько свободы, сколько могу. Не кричите, не зовите никого; я вам говорю, что в моих руках честь Жюстена, даже его жизнь.

– В ваших? – спросила я с презрением.

– Я докажу вам то, что говорю, а пока даю вам честное слово, что говорю правду.

Затем он не сказал более ни слова. У заставы карета остановилась, и разом отворились обе дверцы. Я хотела выскочить, граф не старался меня удерживать, он только сказал мне:

– Вы знаете, что убиваете Жюстена!

Я не знала, как я его убиваю, но я видела моего похитителя и считала его способным на все. Я вжалась в угол кареты.

Карета проехала через Елисейские поля, переехала Сену и тяжело въехала во двор. Я вышла. Двор был застроен со всех сторон зданиями, кроме одной, где была стена, выходящая на улицу…

– Да, это так! – прошептал Сальватор.

Я взошла на крыльцо.

– Пять ступеней.

– Да. Почему вы это знаете?

– Продолжайте, дитя мое, продолжайте.

– Мы вошли в большой вестибюль. Маленькая дверь открылась передо мною, я ступила на лестницу и поднялась на восемнадцать ступеней…

– Затем еще на одну, составляющую порог комнаты, в которую вас привели?

– Да, так! Я совершенно не догадывалась, где я нахожусь.

– Я знаю – где. Вы были на улице Бак, в отеле, который маркиз де Вальженез, отец графа, получил в наследство от старшего брата, умершего бездетным, – прибавил Сальватор, делая странное ударение на трех последних словах.

– Да, теперь я думаю, что это так. Затем я очутилась в большой комнате, покрытой коврами, с дубовой мебелью, которая казалась библиотекой: в ней было много шкафов с книгами, стоявших вдоль стен.

– Потрудитесь обождать здесь одну минуту, мадемуазель, – сказал мне граф. – И не бойтесь ничего. Вы здесь у меня, а это значит, что вы вне опасности. Через минуту я вернусь к вам, мне нужно сделать распоряжения, и мы немедленно уедем. Если вам что-нибудь нужно, позвоните: в маленькой комнате есть горничная.

Он вышел, не дожидаясь моего ответа. Как только я осталась одна, мне пришла мысль броситься из окна и разбить себе голову о мостовую. Но единственное отверстие, которое было в этой комнате, если не считать дверей, было в потолке, то есть на высоте пятнадцати футов. Я бросилась на колени и стала призывать Бога, но тогда Он не ответил мне, как ответил теперь вашим голосом, и я залилась слезами. В эту минуту мне пришла в голову мысль написать Жюстену…

Я нашла бумагу, но чернил и перьев не было. К счастью, на столе лежал портфель, в котором нашелся карандаш. Я живо вынула его и написала две строчки… У меня был только один страх, что Жюстен может счесть меня виновной. Что я написала ему, я, право, не помню.

– Я знаю что, – сказал Сальватор, – он получил ваше письмо при мне. Но каким способом удалось вам передать это письмо? Это было для нас темно, и я думаю, что Броканта что-нибудь скрыла от нас.