Мое второе Я

Она другая, она из поколения, радикально отличающегося от Зойкиного, воспитанного на старой идеологии, подавляющей в ребенке самоуважение и гордость. Идеология ушла в прошлое, но Зойкино поколение отравить успела.

– Доченька… – начала Зоя и запнулась, – все не так ужасно.

– Все ужасно! Я не останусь здесь ни на минуту! – голос дочки сорвался на фальцет. – Я на все лето уеду, а там… Там посмотрим, может, я останусь у дедушки, там хорошая школа, а вы тут наслаждайтесь бассейном и лужайкой.

– Кстати, неплохая мысль, – ответила Зоя, – дедушка будет рад, он тебя обожает. А как насчет тренировок? В нормальную погоду еще можно ездить, а зимой, в гололед, автобусом? – Посматривая на дочку, Зоя крутилась между холодильником, плитой и столом.

– Многие ездят зимой в гололед автобусом, – отрезала Таня и с грохотом отодвинула стул.

Надменное выражение сохранялось на ее лице до конца завтрака, и атмосфера за столом была такой, будто не Саша вчера устроил скандал, а Зоя.

После завтрака они прошли в гараж к машине, Таня открыла заднюю дверь, а Зойка не пригласила ее на переднее сиденье: не хочешь вперед садиться – не нужно, сзади даже безопасней. За все время, пока они добирались до дедушки (а это почти час в дороге и около часа в супермаркете – Зоя всегда привозит отцу много продуктов: с его больной ногой ему пришлось бы таскать их из магазина не один день), дочь не проронила ни слова. И Зоя не ждала, что Таня, как обычно, будет восхищаться загородными пейзажами, полями с едва взошедшей пшеницей, васильками и маками вдоль дороги, остановками, украшенными керамической мозаикой, что она обязательно сделает замечание насчет трубы ТЭЦ на горизонте, выпускающей черно-серый дым. Как городской ребенок, она всегда трещала без умолку, стоило им покинуть город, фотографировала, просила остановиться, чтобы сделать интересное селфи, а теперь ее молчание убеждало Зойку в том, что они обе наступили на очень острые грабли.

Конечно, Зоя хотела помирить мужа с дочкой, но как это сделать? Саша утром был хмурый, а когда Зоя напомнила, что сегодня у нее занятия в детском доме и она вернется поздно, он с явным недовольством спросил, зачем она ввязалась во все это. Что, не могла преподавать где-то поближе? Мол, на бензин тратит больше, чем зарабатывает, и целый день на все это уходит.

– Мне нравится с ними работать, – ответила Зоя, – среди них есть очень талантливые ребятишки.

– А мне не нравится, что Таня весь день будет предоставлена самой себе, – огрызнулся Саша. – Ты видишь, что с ней происходит?

– Нет, не вижу. Но вот с тобой действительно что-то происходит, – спокойно возразила Зойка.

– Пожалуйста, не начинай, у меня сегодня тяжелый день.

– Я не начинаю, я констатирую факт. Ты не должен так себя вести, ты не прав и ты это знаешь.

– Я сказал, не начинай!

И муж так сверкнул глазами, что Зоя тут же заткнулась.

Зоя смотрела на дорогу и вспоминала себя маленькой девочкой, той, что наблюдала ссоры между мамой и бабушкой. Той, что плакала и просила их замолчать, но они ее не слушали и год за годом ссорились, можно сказать, насмерть. Вернее, бабушка ругала маму. Это было настоящее домашнее насилие, но тогда об этом никто не говорил, и считалось, раз бабушка ругает, значит, по делу, она же старше. Значит, мама заслужила и обязана молчать, терпеть и слушать. А Зойке так хотелось улыбающихся лиц в доме, смеха и счастья, радостного, по-настоящему доброго утра, тихого семейного вечера! Но ничего этого не было, а было тягучее время между скандалами. Время странное, обманчивое и в детском воображении похожее на желе, но не на то, что мама делала из вишни, а на какое-то грязно-серое. Пришло время, когда Зойка уже не просила бабушку – она ж ее все равно не слушала. Тогда Зое казалось, что после вот этой, только закончившейся ссоры они с мамой точно навсегда уедут, но они не уезжали и снова садились с бабушкой за один стол. Бабушка разговаривала, будто ничего не было, а Зойка недоумевала и страдала: почему мама позволяет так с ней обходиться? И она терпеливо ждала следующей, более страшной ссоры, а вдруг эта ссора будет такой, что терпение мамы лопнет? Новая ссора приходила с теми же криками и теми же словами, но ничего не менялось: мама по-прежнему плакала, бабушка орала. Ссора своей беспощадностью уносила последние крупицы надежды на семейное счастье, и маленькая девочка мечтала о счастье вне дома. И оно пришло…

Военный аэродром остается позади, на развилке Зоя перестроилась и, проехав под пешеходным мостиком, повернула налево. Еще десять минут – и она у ворот родного дома. Папа рад несказанно:

– Зоечка, а я ждал тебя не раньше двух часов! Ой, Танюшка, – он обнимает внучку, – решила деда проведать?

– Я у тебя поживу.

– Правда? Вот здорово! Слушай, вода в реке как парное молоко. Да, приехали твои друзья. Тараса вчера видел, он сдал сессию.

– Тоже мне новость. Тетя Ира позвонила, и ему все оценки поставили.

– Танечка, зачем так говорить? Ты же не знаешь.

– Деда, я знаю, он мне рассказывал, как тетя Ира устраивала его в «юрку».

– Ну ладно…